— Это когда фактор документальный, та же судимость, например. А так у нас презумпция… Не доказано, так нечего и гадать. Как это вы живете с женщиной и ей не верите?
— Потому и не верю, что живу.
— Ты что, выпил? — спросила Нина.
— Я не пью! — возмутился Авилов.
— А вот ты намекал, что у Наташи со Спиваком какие-то отношения, счеты… — упорствовал Авилов, не отставая.
— Я это в кабинете, а не попусту болтать! — Шишкин все больше хмурился.
— Но ведь должна быть у следствия точка опоры на человека. Форма черепа учитывается? Запятнанное прошлое? Детские страхи и комплексы? Маниакальные идеи? Есть у вас способы все это узнать?
— Это может далеко увести, — возразил следователь. — Бывает, что почерк один, а убил другой.
— Да что ты про человека можешь узнать? Разве то, что он тебе в поезде расскажет. Но он потому и расскажет, что больше не увидитесь. А так бы и не сказал… — перебила Нина.
— Но тот же поезд с байками значит, что потребность рассказать — есть коренная человеческая потребность. Естественное отправление, стало быть. Правды о себе никто не скажет, но можно дешифровать. Наталья, к примеру, этим занимается. Она, Миша, тебя обскачет. Без протокола разберется… Правда, с какой целью, этого я понять не могу. Жизнью рискнула, а не унимается. Опять меня к деду с фотографией отправила. Не лежится.
Следователь хотел было обидеться, но передумал. Вместо этого сделал предположение.
— Есть, значит, какой-то мотив. Личный.
— И какой же, по-твоему? Корысть? Так я не бедный человек.
— При чем тут ты? — усомнился следователь. — Я тебя в больнице ни разу не видел.
— А! То есть ты намекаешь, что раз на меня она рассчитывать не может, то решила подзаработать на журналистском расследовании? — произвел Авилов очередной наезд.
— Да ничего я не намекаю, что ты активный такой? Ну заело что-то женщину, мало ли. Несправедливость какая-нибудь…
— Нина, ты пойдешь за справедливость жизнью рисковать? Или за деньги?
— Я — нет. Но Наталья другая.
— А она за что пойдет?
— Да что ж ты навязался? Человек — тайна есмь.
— И где бы мы были, если б не разгадывали ее?
— И много ли разгадал?
— Если разгадал правильно — она убога.
Авилов отвернулся к окну и достал сигареты. Они помолчали, стал слышен скрип уключин на реке. Что-то повисло в воздухе, похожее на утрату. Будто что-то потеряно и уже не вернуть, закопано на кладбище.
— Это вы про Наталью Юрьевну? — не утерпев, спросил следователь. Авилов прикурил, ничего не ответив. Лучше б Наталья рыдала и упрекала его, как-то натуральней. А то лежит в повязке, как раненый оловянный солдатик, и смотрит фарфоровыми глазами. Не плачет, а думает, точно неживая. Шишкин, не получив ответа, накинул китель и тихо попрощался. Нина, проводив его, села за самовар и глядела на Авилова немного жалостливо, немного осуждающе.