— Меня уже убивали. Но так удачно впервые. Не надо бояться старуху-смерть. Бывает, что и она невзначай одарит…
Шишкин явился с протоколами, но Авилов ничего не сообщил, да и не собирался. Тот уходил грустный, видно, следствие не двигалось, прятал глаза, глядеть на них не хотел.
— Миша скучает по жене, — сказала Нина, — он за пятнадцать лет ей ни разу не изменял.
— Запросто, — отозвался Авилов. — Легко! Только мне кажется, что он не по жене скучает. Ты ему нравишься, и это наводит грусть.
Как только смог переставлять ноги, он принялся гулять и одолевал в день по шесть-семь километров, избегая встреч. Ему не хотелось выходить из состояния тонкого, едва слышного блаженства, которое пропитало насквозь, но казалось хрупким и взывавшим к осторожности. Он наблюдал жизнь людей издалека, а вблизи разглядывал только гнезда, муравейники, цветы и землю под ногами. Подумывал купить удочку, но не хотелось проводить утро без Нины. Шли последние дни лета, и солнце грело с каждым днем слабее. Скапливаясь в тучах, наваливалась влажная осенняя печаль.
У дальнего озера он встречал Максима с удочкой, и тот казался Авилову единомышленником, таким же, как и он, беглецом, избегавшим людей, глядя на воду. Хотя он заключил с рыболовом молчаливый союз, пора было распутывать историю с даром Изоры, и Авилов, глядя в небо, сидел на холме, ожидая, когда тот соберет удочки и наткнется на него, курившего возле корней синей от старости сосны. Они пожали друг другу руки, и Авилов предложил присесть.
— Ну что, друг Максим, история нерадостная, — Авилов печалился искренне. — Павел Егорович тебя признал за вора. Когда я поговорил об этом с Тамарой, она угостила меня отравой. Я-то думал, что те времена давно прошли, а нет, все по-средневековому. Что будем делать? Я собираюсь к следователю.
Максим посмотрел длинным взглядом. Веки были короткими и разрез глаз узким, как у людей Востока. Вблизи это было хорошо очерченное лицо татарина, неподвижная маска.
— Я предлагаю вам сделку. Рукопись у нас. С Тамарой случаются нервные срывы, поэтому лучше договариваться без нее. Нужно подкинуть рукопись кому следует, а когда он обнаружит…
— Депутат?
— Да. Попробовать вернуть акции Тамариного отца, которые тот присвоил. Такой план. Как его осуществить, не представляю, но уверен, что Тамара уже придумала.
— Готов подсобить, — быстро сказал Авилов.
Максим посмотрел с недоверчивым уважением.
— Считаете, это реально?
— Считаю. Беру на себя оставшееся. Но с гарантиями.
— Мы у вас в руках…
— На момент, когда рукопись окажется у депутата, меня можно сбросить.