— Слушай, пойдем к нам! — пригласил Вовка. — Верка такой борщ наварила — закачаешься! А то ты, мать, что-то вроде как отощала, смотреть страшно.
Шутник. На себя бы посмотрел! В другое время я обязательно зашла бы к ним в гости, но сейчас меня ждет неотложное дело — пакет с мусором из кабинета Артема Нечаева.
* * *
Зайдя в квартиру, я первым делом расстелила на полу газету и вывалила на нее содержимое пакета. Затем села рядом и, преодолевая брезгливость, приступила к детальному исследованию своего трофея. Большинство бумаг не имело никакого отношения к деловой документации: какие-то салфетки, фантики от шоколадных конфет, рекламные проспекты о покупке недвижимости за границей и тому подобная чепуха. Другие я изучила более пристально: черновики договоров о сотрудничестве с различными авиакомпаниями, проект вложения средств в рекламу и, наконец, листок с каракулями, которые люди обычно начинают рисовать, когда разговор по телефону затягивается.
В договорах с авиакомпаниями, на мой дилетантский взгляд, не было ничего примечательного. Проект рекламных кампаний «Модус вивенди» лично у меня вызвал впечатление о финансовой состоятельности турагентства — такие там фигурировали солидные цифры. Впрочем, не знаю, насколько им можно доверять: не исключено, что это лишь желаемое, а не действительное положение дел на фирме. Что же касается разрисованного листка, то он был весь испещрен ломаными зигзагообразными линиями, которые наслаивались одна на другую. Если верить психологическим тестам, то подобные рисунки свидетельствуют о разладе человека с самим собой, нестабильности его положения и вообще тяжких душевных страданиях. Вот вам еще одно, правда довольно спорное, подтверждение психической неуравновешенности Артема.
Приглядевшись внимательно к замысловатому клубку линий в углу листка, я вдруг заметила там буквы. С трудом мне удалось сложить их в слово «ПАВЕЛ», вслед за которым располагалось вполне отчетливое «ШИ». На этом запись, впоследствии густо перечеркнутая, обрывалась. Интересно... Я лично если и пишу что-нибудь во время нудного и длительного телефонного разговора, то, как правило, собственное имя — «Людмила», и уж никак не «Елена», «Карина» или «Глаша».
Я опять вернулась к договорам с авиакомпаниями и уже более внимательно просмотрела то место на листке, где обычно располагается подпись. Через минуту я нашла причину, по которой был отбракован один уже готовый, чистовой вариант договора. После слов «Одобряю. Генеральный директор ЗАО «Модус вивенди» шариковой ручкой было написано «Павел Шил...» — какая же все-таки была фамилия у этого Павла, так и осталось неизвестным. Видимо, человек вовремя остановился и для верности несколькими густыми линиями перечеркнул написанное. А затем выкинул листок в мусорную корзину. Человек... А кто, кстати говоря, был этим человеком? Догадка была настолько ошеломляющей и так замечательно объясняла все мелкие несостыковки в поведении директора, что я даже встала с пола и в возбуждении закружила по трем свободным метрам комнаты.