Степь дрожит, земля трясется,
Рать аланская несется.
Меч в руках сжимает царь,
Наш отважный государь.
Мы за ним вослед идем,
Песню ратную поем.
Кони ржут, копытами стучат,
Звезды с небом об аланах говорят.
Рать небесная взирает с гор седых
На царя и воинов удалых.
Меч в руках сжимает царь,
Наш отважный государь.
Мы за ним вослед идем
Песню ратную поем.
Негодяи точат копья и мечи
И зубами щелкают в ночи.
Ждет алана-воина после смерти рай,
В ад сойдет бесчестный негодяй!
Меч в руках сжимает царь,
Наш отважный государь.
Мы за ним вослед идем
Песню ратную поем.
Будет завтра литься кровь рекой
Смерть возьмет тогда меня с тобой.
Не угаснет наша сила, не уйдет —
Рать аланская в небесную войдет!
Меч в руках сжимает царь,
Наш отважный государь.
Мы за ним вослед идем
Песню ратную поем…
Могучие голоса поющих всадников мощным эхом отзывались в ущелье. Простые люди могли слышать, как силен дух аланских воинов. Звуки этой боевой песни успокаивали их больше, чем колыбельная.
Целый день спускались воины с гор, спускались осторожно, беспокоясь, чтобы не побили кони копыта свои о камни. Царя приветствовали в ущельях и аулах, воины сторожевых башен отдавали правителю честь, но у него не было времени разговаривать с ними — слишком далеко мог уйти Анвар в степь со своей добычей — женщинами и детьми. Царь думал только о том, как наказать степного волка. Забыл Ос Багатар даже про недавний вещий сон.
Погода резко ухудшилась. Над горами сгущались мокрые серые тучи, неспешно плыли они по небу, как огромные рыбы в Черном море, цепляясь за Кавказский хребет плавниками… Ночью медленно вставала луна, гремел, разбрасываясь молниями, уац Илла — святой пророк Илья, и шел сильный дождь. Укрывшиеся в одном из сторожевых замков, воины беззаботно спали, как младенцы: не беспокоил их ни гром, ни мысли о предстоящем сражении…
Лишь на третий день достигли воины разоренного селенья. Остановились всадники и долго молчали. Картина, открывшаяся их взорам, была до боли знакома: дома, хлевы и кузницы кочевники сожгли дотла, скот угнали. Повсюду лежали окровавленные трупы крестьян — пища воронов и грифов. В воздухе стоял тошнотворный приторный запах тления и смерти. Задумался царь, нахмурил брови: почему бег не повелел предать тела этих несчастных земле?
Вышел тогда из ближайшей рощи к всадникам старик с пустыми круглыми глазами, устремленными в никуда, и с грязной всклокоченной бородой. Он рассказал про жестокости Анвара, упивавшегося кровью невинных людей, как волк упивается кровью похищенной овцы. Плакал старик, что потерял пять сыновей — их убили степняки; шесть дочерей и двенадцать внуков, как котят, унесли кочевники в степь. Были здесь две ночи назад и хазары, но бег приказал не хоронить убитых до прибытия аланского царя, чтобы еще более разжечь воинский пыл Оса Багатара, чтобы воистину познал он, как жесток и беспощаден этот кочевник. И как невероятно подл!