— Хорошо, будь по-вашему. У вас будет ожерелье Гюзель, и это докажет всему миру, что невеста наследника хазарского престола — самая красивая девушка во вселенной. А теперь извините, если вы не против, я покину вас.
Царевна кивнула, и Иосиф, крадучись, пошел к двери. Перед тем как выйти, он приостановился и сказал:
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы вы обладали этим ожерельем, но вы должны понимать, что нанесете мне тяжкое оскорбление, если и после этого отвергнете мою любовь. Я не потерплю этого!
Царевич сверкнул глазами и закрыл дверь, оставив девушку в раздумьях.
Она выиграла время, но что будет, если Иосиф и вправду сможет достать это ожерелье? Царевна вспомнила, что Менагем просил принять его сегодня вечером. Здесь, пожалуй, он мог ей пригодиться. Русудан подошла к окну и задернула шторы. В комнате стало темнее.
За окном закончилось провозглашение воззваний и жрецы подвели одетого в белоснежные одежды лжекагана с покрытым лицом к жертвенному камню, намереваясь заколоть его большим серебряным кинжалом и окропить жертвенной кровью четыре рога жертвенника. После этого это тело сожгут в раскаленной печи. Толпа одобрительно зашумела и засвистела. Начинался самый драматический этап ритуала всесожжения.
Русудан не хотела этого видеть. Она сидела в комнате перед шкатулкой с драгоценностями и смотрела, как переливался ласковым светом бриллиантовый крест. Ее мысли были сейчас в любимой Алании, где алдары танцевали чудесный симд — танец нартов, где в чаше Уасамонга не истощалось пиво и возносились молитвы к истинному Богу, где на снежных вершинах гор обитал благородный и гордый барс. Царевна молила Бога, чтобы ее возлюбленный почувствовал, как ей плохо на чужбине, чтобы пришел на помощь и спас ее:
— Сослан, любовь моя, где ты сейчас?
— Как смогу уйти отсюда, из моего родного ущелья, спокойно и без печали? Нет, все не так просто. Раненым в самую сердцевину души покину я эти горы. Слишком долгими были дни боли, которые я провел в стенах своей пещеры, слишком долгими были ночи бесконечного одиночества. Разве может кто покинуть свою боль или свое одиночество без сожаления? Немало воспоминаний разбросал я по этим холмам, слишком много их, рожденных моей печалью, бродят среди этих холмов, и я не могу уйти от них безболезненно, как от детей своих. Не шкуры овечьи снимаю сегодня, но собственную кожу сдираю с кровью своими руками. Не мысли оставлю я здесь, но сердце, размягченное жаждой и голодом, — пастух Куще прощался со своим ущельем.
Прошлой ночью, когда они, наговорившись вдоволь, легли отдыхать у костра, царевич незаметно ощупал грудь пастуха — старец Геор не солгал, Куще и вправду оказался файнаг фарстом — человеком со сросшимися ребрами. Немало удивился царевич — в глубине души он думал, что старец хочет просто заинтересовать его своим рассказом. Теперь он понял, что Геор был не только подвижником, но и правдивым мужем, которому можно доверять всецело. Стремление Иуане попасть на Арарат и увидеть чудо из чудес — ковчег великого Ноя, росло с каждым часом. Не просто же так он встретил в горах этого отшельника. Необходимо не только стремление всего народа, но и отдельного человека, чтобы благословение Господне пришло в обескровленную смутами Аланию. А часто бывает так, что от подвига единиц зависят судьбы целых стран…