— У Лоренса ужасающий русский, но кое-что он знает. В Москве ни за что бы не объяснился, но мы используем этот язык дома, для развлечения. — Ирина помолчала. — Так, шутки ради, — зачем-то добавила она в пустоту.
— Чертовски мило. — Собеседник до сих пор не представился, а ей было уже неловко спросить, с кем она говорит.
— Мы с Лоренсом и познакомились, когда я начала учить его русскому языку в Нью-Йорке. — Ирина помолчала, растерянно моргая. — Он писал диссертацию о нераспространении ядерного оружия в Колумбийском университете. Тогда считалось, что ему надо знать русский, хотя сейчас скорее корейский… Но у Лоренса нет способностей к языкам. Худшего студента у меня в жизни не было. — Бла-бла-бла. И кто же это? Впрочем, предположения у нее были.
Короткий смешок.
— Чертовски мило… Уж и не знаю, почему мне так кажется…
— Итак… — Ирина была решительно настроена выяснить личность мужчины. — А как у тебя дела?
— Все зависит от того, свободна ли ты завтра вечером.
— Как же мне не быть свободной? — И рискнула: — Ведь у тебя день рождения.
Вновь послышался короткий смешок.
— Ты ведь не сразу поняла, что это я, верно? Только что догадалась?
— Ну а как я должна была понять? Мы ведь — странно, конечно, — за все эти годы ни разу не говорили по телефону.
— Нет… — В голосе мелькнуло удивление. — Похоже, ни разу.
— Мы всегда договаривались о встрече через Джуд, так ведь? А после вашего развода этим занимался Лоренс.
Тишина. Манера Рэмси вести телефонный разговор напоминала синкопированную мелодию. Если Ирина не останавливалась, они начинали говорить одновременно или вместе замолкали.
— Что ты говоришь? — спросили они хором. А затем: — Извини.
И как они проведут вместе целый вечер, если простой телефонный разговор дается им с трудом?
— Не привыкла слышать твой голос в трубке, — произнесла Ирина. — Такое впечатление, что ты звонишь с Северного полюса по игрушечному телефону из картона с веревочными проводами. Временами становится как-то странно тихо.
— У тебя чудесный голос. Низкий, особенно когда ты говорила по-русски. Скажи еще что-нибудь. — В последнем слове он, естественно, проглотил половину букв, и у него получилось «штоньть». — По-русски. Что хочешь. Смысл не имеет значения.
Ирина могла повторить те предложения, с которых начала разговор; от рождения у нее было два родных языка. Но ее нервировал его тон, напоминая о сексе по телефону, где берут по фунту за минуту, — Лоренс называл это «телефонным онанизмом».
— Когда мы с тобой разговариваем, мне кажется, что я голая, — произнесла Ирина, непроизвольно прикрывая руками грудь. Слава богу, сейчас никто уже не учит русский.