— Поддельные квитки?
— Нет, что ты! Дело совсем не в этом. На стадион просто не пускали людей в белых майках.
— В смысле?
— В прямом!
— Чем они это объясняли?
— Ничем! Просто, если ты пришел на матч в белой майке, — либо раздевайся и бросай свою майку в кучу, либо уходи. Перед каждым сектором была гора белых маек, которые люди демонстративно бросали под ноги милиции.
— Ну а потом-то выяснилось, почему милиция так себя вела?
— Нет! Они же ничего не объясняют! Я думаю, они боялись, что на стадион придет большое количество людей в белых и красных майках, а потом все начнут меняться местами и получится большой, ненавистный президенту, бело-красно-белый флаг. Только этим я могу все это объяснить.
— Да… похоже на правду.
Оказавшись дома, Франциск вытащил кресло на балкон. Много лет назад, возвращаясь домой, он часто так поступал. Говорил бабушке, что здесь лучше делаются уроки. Франциск утопал в кресле и часами разглядывал крыши соседних зданий. Теперь не было заданий, не было бабушки, не было родного балкона, но в остальном все было как прежде. Те же декорации. Вид не изменился. Разве что немного сдвинулся из-за переезда. Франциск смотрел на соседние дома и думал о том, что за десять лет большой и мужественный город его детства не смог восстать против одного-единственного человека. «Город розенкранцев и гильденстернов, все мы здесь, похоже, персонажи второго плана, и все мы, кажется, не очень-то связаны с сюжетом. Если все, что рассказывает Стас, правда, если даже половина из того, что он сегодня обрушил на меня, правда, мы никогда ничего не сможем изменить». Разглядывая театральную академию и фрагмент проспекта, Франциск думал о том, что, возможно, прямо сейчас в одном из соседних дворов проводят обыски, изымают технику и жесточайше наказывают неугодных режиму людей. За последнюю неделю Франциск много слышал об этом, но только теперь смысл историй дошел до него.
Затушив первую за десять с лишним лет сигарету, Франциск вернулся в комнату и включил телевизор. «На лице каждой пионерки осталась трудность немощи прежней жизни, скудность тела и красоты выражения. Но счастье детской дружбы, осуществление будущего мира в игре юности и достоинстве своей строгой свободы обозначили на детских лицах важную радость, заменившую им красоту и домашнюю упитанность». Франциск выключил телевизор и, не раздеваясь, лег спать.
Франциску снилось, что какой-то поезд сошел с рельсов. Он не понимал, какой именно и где, он видел только огромное количество накрытых белыми простынями тел. Во сне Франциск понимал, что проезжает место трагедии в машине отца, но отца не видел. Затем Циск оказался на балконе в квартире своей матери. На площади перед Ботаническим садом государство готовило торжественные похороны. Франциск смотрел на ряды ровно выстроенных гробов, и вдруг сотни гробов начали падать с неба. Они падали на асфальт, но не разбивались. Гробы почему-то скользили, катились и разбивались о дом Франциска, прямо под его ногами. Когда гробовой ливень закончился, на площади почему-то появились клоуны, похожие на тех, что зазывали детей в известную закусочную. Франциск смотрел на них и думал: «Господи, какой же он идиот, что даже на похороны позвал клоунов».