Фонтаны, как и Арноффа, Гольдстока и других гостей, на которых указывал Амброзетти, нигде не было видно. Неужели все усилия напрасны, и из его затеи ничего не получилось? Что ему делать? Наброситься на алкоголь и закуски? Нет, он докажет Амброзетти, что его поступок — не пустой жест, лишь бы досадить ему.
Он подошел к бармену, резонно рассудив, что тот вряд ли в курсе дел, вершившихся в среде этих людей, и спросил, где можно найти Фонтану.
— Наверное, в каюте, где-то в кормовой части, — ответил тот. — Но сомневаюсь, что он вас примет, у них там какое-то заседание.
Майкл поблагодарил бармена и, решив, что хуже не будет, если он обследует судно, направился в кормовую часть. По крайней мере, он считал, что идет именно туда, куда надо, но наткнулся на просторную каюту, двери которой были открыты, такую просторную, что она могла бы приютить на ночь с дюжину людей. Сейчас тут сидел только один совершенно голый пожилой джентльмен, задумчиво держа в руках сигарету. Куда бы Майкл ни посмотрел, везде видел свое отражение: невзрачная, напряженная фигура с взлохмаченными волосами и налитыми кровью глазами. Зеркала были повсюду: на стенах, дверях и даже потолке. В дизайне преобладали красные и розовые цвета: создавалось впечатление, что стены залиты шартрезом. «Дикий Кот», возможно, спешно проектировался под бордель на плаву. Судя по крикливой роскоши интерьера, так оно и было.
Где-то впереди послышались голоса. Майкл повернул в ответвление коридора и замер на месте: перед одной из дверей стоял, подбоченившись, мужчина внушительного вида и наблюдал за входящими и выходящими с такой тоской на лице, что, казалось, отдал бы все на свете, только бы сбросить с себя ненавистный смокинг. Майкл догадывался — именно здесь Фонтана проводит заседание.
Чтобы проникнуть в каюту, не могло быть и речи, но, возможно, есть какой-нибудь способ подслушать, о чем там совещаются, а еще лучше было бы записать все на магнитофон.
Он продолжил свой путь по коридору в направлении кормы, пока не наткнулся на винтовую лестницу, ведущую наверх. Рядом с ней увидел дверь, не колеблясь вошел и очутился в каюте, отделанной совершенно в другом стиле, чем те, которые ему довелось видеть. Все в ней несло отпечаток мужского вкуса: обтянутая кожей и замшей мебель, мышино-серые стены и пепельницы на столе. Майкл прикинул, что она, должно быть, примыкает к каюте Фонтаны, где тот совещался со своими дружками. Закрыв за собой дверь и надеясь, что ему не помешает хозяин каюты, чья одежда разбросана тут и там, он прильнул ухом к стене, но кроме мужских голосов, ничего не услышал. Однако если магнитофон в самом деле такой чуткий, как о нем говорил Амброзетти, проблем быть не может.