Где-то невдалеке сухо зашуршала осока, и Саша, обернувшись, увидел Натку. Она шла быстро, к вискам её прилипли мокрые после купания завитки волос. «Видно, что-то случилось», — подумал Саша, но на всякий случай независимо отвернулся — очень надо! — и удивился, когда Натка остановилась рядом.
— Я так и думала: сидишь тут один и скучаешь! — быстро взглянув на него, сказала она с укоризной. — А с нами не пошёл!
Саша растерянно молчал.
— Конечно, я понимаю: ребята незнакомые и всё такое, — сорвав веточку полыни, Ната помяла её пальцами. — Но как узнаешь их, сразу поймёшь — ребята хорошие!
Сообразив, что Натка вернулась за ним, Саша обрадовался и отвернулся, чтобы она не заметила этого:
— Зачем знакомиться? Вам, кажется, и без меня весело.
— Так ведь тебе плохо! — удивлённо воскликнула Натка. — Что, так и будешь целое лето один у речки сидеть?
Шагая за Наткой, Саша всё удивлялся, почему так легко поддался на её уговоры. Получилось, вроде без этих ребят он и впрямь жить не может…
— Идём напрямик, так быстрее, — раздвигая ветки, сказала Натка, и Саша, свернув за ней, опять подивился своей податливости — только что он презирал эту девчонку, а теперь топает за ней…
«Всё от скуки!» — решил Саша и услышал:
— Тебя как зовут?
— Меня? Саша, — и тут же поспешно поправился: — Александр.
— А меня — Наташа. Высокого мальчика — Андрей, который поменьше…
— Знаю, — перебил её Саша. — Того, что поменьше, зовут Юзик, он по соседству с моей тётей живёт.
— С тётей Глашей? — живо обернувшись, улыбнулась Натка. — Значит, и мы с тобой соседи!
— А Андрей… он местный? — почему-то заинтересовал его долговязый парнишка.
— Нет. Из Москвы.
Саша вздохнул: везёт же людям! Небось, парады не по телевизору, на Красной площади смотрит!
Натка вдруг ойкнула, остановилась, и Саша увидел, что она, как в капкан, попала ногой в колючую проволоку.
Она дёрнулась, чтобы освободиться, и по её ноге юркой змейкой скользнула вниз тёмная струйка крови.
Ещё не ощущая боли, Натка обернулась к Саше. Лицо у неё было растерянное и испуганное. И Саша, вдруг почувствовав себя сильным, рванулся к ней. Осторожно распутав проволоку, он достал носовой платок. Крепко перевязал ранку, хмурясь, сказал:
— А теперь домой надо. Проволока ржавая, папа говорит, это очень опасно. А он врач, знает…
Натка тоскливо вздохнула:
— Теперь уколы делать будут. Больно! Мне однажды уже делали…
Саше стало жалко эту большеглазую испуганную девчонку, и он, сдвинув брови, строго сказал:
— Ничего, от этого не умирают!
Но, повторив слова отца, так заставлявшего его в детстве пить рыбий жир, Саша смутился: человеку больно, а он, дурак, острит.