Поболтали о том, о сем. Орешкин обмолвился, что в пансионате иногда отдыхают «большие шишки», любители отечественной природы и традиционных развлечений – парной бани, исконно русской кухни, подледного лова и охоты.
«Приезжай, сведу тебя с нужными людьми, – пообещал Славик. – Хорошие сотрудники на дороге не валяются. А ты один из лучших. Я буду твоим поручителем».
Лавров поблагодарил и… отказался. Опять под кого-то подстраиваться, кому-то угождать, перед кем-то отчитываться? С него хватит. Он этого «добра» наелся досыта. С души воротит.
«Я уж как-нибудь сам о себе позабочусь. Отдохну, соберусь с мыслями. Может, частную деятельность оформлю. Не знаю пока».
«Тебе виднее, – не стал его уговаривать бывший коллега. – Погостишь у нас, отдышишься после Москвы. Я тебя в баньке попарю, березовым веничком! Вся хандра пройдет. Природа лечит. Я тебе номерок забронирую, со скидкой. Ну, как?»
Лавров медлил с ответом. Предложение заманчивое, но по карману ли ему такой отдых?
Орешкин уловил колебания товарища.
«Если в пансионате дорого, я тебя в частном секторе устрою. Рядышком, в Верее. Городок тихий, одни церквушки и лес кругом. Тишина, снег, дым из труб, сосны. Соглашайся. Ей-богу, не пожалеешь».
И Лавров согласился. Лучше уехать от Глории, забыть о ней, выжечь свою страсть каленым железом.
– О чем задумался? – спросила она.
Он опомнился, поднял глаза. Пауза затянулась. Глория понимающе кивнула, как будто предвидела ответ.
– Тебе нужно сменить обстановку, – сказала она. – Отстраниться от ситуации. Иногда это необходимо. Когда ты едешь?
– Завтра.
– Не отключай телефон.
Эта ее фраза давала Лаврову зыбкую, но все же надежду. Они не расстаются навсегда. У них еще есть шанс все исправить.
– Я буду на связи, – вымученно улыбнулся он.
* * *
Подмосковье,
поместье «Дубрава»
Динь-динь, дилинь!.. Динь-динь-динь!..
Из-за обсыпанных снегом сосен вынырнули сани, запряженные тройкой лошадей. Под дугой, убранной атласными лентами, звенел колокольчик.
Правил тройкой молодой мужчина в дубленке и меховой шапке-ушанке.
– Эй, залетные! – задорно крикнул он, подхлестывая холеных упитанных рысаков. – Веселей!
Женщина в санях испуганно ойкнула и вцепилась в медвежью доху, которая укрывала ее ноги.
– Не гони, Сережа! – попросила она лихого кучера. – Я боюсь.
– Прокатимся до ельника и назад, – обернулся к ней мужчина, открывая в улыбке ряд белых зубов. Его брови и короткие усики покрывал иней. Уши шапки развевались на ветру. – Держись, милая!.. Э-ге-гей!..
Ему доставляла удовольствие быстрая езда, трескучий морозец, вековой лес по обеим сторонам дороги и бьющие в лицо колкие снежинки.