Поле битвы (Дьяков) - страница 143

Комбриг долго смотрел вслед скрывшейся в пыли колонне машин и бронетранспортеров. В его «советских» мозгах, что-то явно сдвинулось, он многое стал осознавать иначе, чем всего пару часов назад. Во всяком случае, он теперь понимал, почему его ровесник так выдвинулся именно на этих двух войнах.

Алёша-попович

У всякой общеобразовательной школы свое «лицо». Где-то порядок, где-то бардак, где-то учебный процесс на первом месте, где-то пиар – песни и пляски, где-то директор-зверь, где-то он или она – ни рыба ни мясо… В школе, располагавшейся в одном из «спальных» районов Москвы директриса фактически ничем не руководила, большую часть рабочего времени сидела в своем кабинете, или налаживая связи в вышестоящих инстанциях – она была перспективной и жаждала еще приподняться по служебной лестнице. И, тем не менее, в школе никакого бардака не наблюдалось, и учебный процесс шел, и внутришкольная дисциплина была на более или менее приемлемом уровне. Почему так? Может, здесь подобрался суперпедколлектив и какие-то отборные сверхмотивированные на учебу дети? Да, нет, и педагоги в основном были средние, и ученики самые обыкновенные. Просто в той школе был, если так можно выразиться, суперзавуч. Вот на ней-то, пожилой, неперспективной, оная и держалась.

Вызов на «ковер» к завучу для десятиклассника Алексея Климанова не сулил ничего хорошего. Алеша-попович, под таким прозвищем Алексей был широко известен в школе. Он действительно был поповичем, то есть сыном священника. Однако, несмотря на то, что Алексей происходил из такой семьи, он слыл одним из первых школьных «неслухов». Нет, он не был злостным нарушителем дисциплины с хулиганскими наклонностями, он просто был неисправимый «приколист». От его «приколов» постоянно страдали и классный руководитель, и другие учителя. Потом он раскаивался, просил прощения… но не мог время от времени отказывать себе в этом «удовольствии». Тогда, отчаявшись достучаться до его разума и совести, классная отправляла Алексея к завучу, к высшему педагогическому авторитету школы.

– Разрешите, Елена Николаевна? – Алексей, плечистый, высокий, чуть приоткрыл дверь кабинета завуча.

– Заходи Алеша… подожди, я сейчас.

Елена Николаевна в строгом темном костюме, среднего роста, с фигурой в стадии естественного возрастного перехода от пышнотелости к старческой обрюзглости, ибо ей уже шел шестой десяток. Завуч сидела перед монитором компьютера и перебирала пальцами по клавиатуре, набирая какой-то текст. Минуты через три-четыре она действительно освободилась:

– Так Алеша, ты видимо забыл наш последний разговор, хоть он состоялся сравнительно недавно, в мае, если не ошибаюсь. Вот в этом же кабинете в присутствии твоих родителей ты божился, что в новом учебном году, наконец, повзрослеешь, и с тобой не будет связан ни один школьный скандал. Мы тебе поверили, зачислили в десятый класс, а ведь исходя их твоих «подвигов» могли бы и не брать. Только из уважения к твоему отцу и, надеясь, что ты остепенишься, мы пошли на это. И что мы имеем? Не успел сентябрь минуть, а ты уже второй раз отличился.