Уф… Прошкин энергично встряхнул головой, спеша избавиться от навязчивой картины, и тоже отхлебнул вина.
— А куда они потом делись? Масоны? Я имею в виду, после революции… — вопрос Прошкина прозвучал настолько по-детски искренне, что даже не показался глупым.
Феофан ехидно ухмыльнулся и посмотрел на Прошкина, как на клинического недоумка:
— Эмигрировали. В Париж. В Харбин. В Америку, наконец!
— Что, все? — засомневался перепуганный Прошкин.
Феофан тревожно развел руками:
— Как я могу знать? Сам я теперь далек от масонства. В былые времена мне случалось несколько раз посещать подобного рода собрания — безусловно, с ведома Патриархии, так сказать, с благой целью изучения сего феномена. Масонство — неоднородное движение. В нем есть множество направлений, враждующие группировки, своя сложная иерархия и жестокая борьба за влияние внутри системы. Система эта весьма функциональна, способна к быстрой мимикрии и самовоспроизводству, поскольку привлекает множество власть имущих, шантажом и подкупом быстро превращая их в агентов влияния. Оттого она на редкость жизнеспособна — в отличие от прочих эзотерических доктрин! У масонов нет ни национальности, ни семьи, ни патриотизма — только ценности братства значимы для них, оттого они умеют хранить свои мерзкие тайны. Однако из века в век подтачивают могущество братьев-каменщиков не внешние факторы, а внутренние интриги. Но сегодня этот социальный феномен уже не церковная юрисдикция… Заговоры, всяческие тайные общества теперь вашего ведомства, Николай Павлович, парафия! Хотя — это все тщета. Тщета и миф… Не берите в голову — просто я, старик, по своему скудоумию тут разболтался…
В дороге Прошкин попытался, как мог, систематизировать обрывки собранной информации и свои собственные соображения. Теперь он, хотя все еще с тяжелым сердцем, при каждом шаге постукивающим: «Масоны, кругом масоны…», шел на доклад к Корневу.
Но Корневу было не до мудрствований и исторических экскурсов. В кабинете резко пахло нашатырем, валерияновыми каплями, еще какими-то лекарствами, у стола стоял перепуганный фельдшер Управления Серега Хомичев и дрожащими руками наливал в мензурку вонючую коричневую жидкость. На столе рядом с аптекарскими склянками валялось несколько скомканных белоснежных носовых платков и мокрое вафельное полотенце, а в любимом кожаном кресле Корнева полулежал заплаканный, бледный и совершенно измученный собственной истерикой Баев, прикладывающий ко лбу еще одно полотенце. Сам Корнев нервно ерзал на казенном стуле. Прошкин хотел внести рационализаторское предложение — отвесить Баеву пару оплеух для восстановления внутреннего равновесия, но промолчал, заметив нешуточную озабоченность начальника.