Конечно, дуальная экзогамия не являлась выходом из положения. Смешение кровей все равно происходило, поскольку кровь одной половины вливалась в кровь другой, хотя и в незначительных количествах. Но это было допустимо, когда сама община была велика по численности, как, например, в древнем Новгороде. Орокам при их малой общей численности рассчитывать на подарки судьбы не приходилось. Тем не менее племя или маленький народ каким-то образом все равно выживал. Для ученых это было интересно. И именно маленький народ должен был показывать более явственно свои способности к выживанию. В любом большом народе найти такой конкретный ген могло бы оказаться просто невозможным. Главная задача, которую поставил перед собой научный руководитель Дальневосточной экспедиции Олег Иннокентьевич Лурье, — найти ген различия между двумя представителями двух половин такого маленького народа и определить условия его сохраняемости, несмотря на многочисленные случаи кровосмешения. Из двенадцати человек, которых Лурье использовал в исследовании, шестеро были из одной половины поселковой общины, шестеро из другой. Все они были мужчины, рыбаки и охотники. И, как и все остальные ороки поселка, являлись частью дуальной экзогамической традиции, то есть матери у них были из противоположной общины поселка. И бабушки тоже, что, с большой долей вероятности, вело к смешению кровей, которого по общим признакам вырождения народа пока не наблюдалось.
Сама по себе тема исследования при полной разработке давала бы возможность понять и выделить присутствие или отличие какого-то определенного отличительного гена в смешанных браках. То есть добиться того, чего даже после исследований в несколько десятков лет не смогли добиться ни израильские ученые, ни ученые других стран. Хотя ходили слухи, что интересный опыт имели болгарские специалисты, но не генетики, а молекулярные биологи в военной лаборатории под Пловдивом. Однако болгары проявляли свойственную им высокую скромность и не рекламировали свои изыскания, понимая при этом, что такое открытие может произвести в науке настоящий бум, возможно, даже тянет на Нобелевскую премию, но все равно не желая открывать данные для общего ознакомления. Как, впрочем, свои самые интересные разработки не рекламировали и другие страны, хотя они время от времени участвовали в каких-то международных мероприятиях, дающих возможность понять основные тенденции в развитии генетики вообще и генетического оружия в частности. И если происходил обмен информацией, то он проводился не на межгосударственном, а только на личном уровне. Как, например, намечался обмен между профессором Груббером и профессором Огервайзером. Они не были врагами и вполне могли что-то один другому подсказать, тем более что их работы прямо не соприкасались и не конкурировали. А к межгосударственной конкуренции оба относились просто и довольно холодно, считая, что наука всегда выше всего остального. Более того, оба профессора прекрасно понимали, что даже сама чистая наука не могла быть полностью чистой от утилитарности, но это не мешало им друг другу помогать.