Майкл вспыхнул.
- Я..., - начал он, но обнаружил, что сказать ему нечего.
- И кроме того, - продолжил Томас, - моя жена - еретичка. Она отлучена от церкви и обречена на ад. Как и я. Тебя это не беспокоит?
И снова брату Майклу нечего было сказать.
- И почему ты еще здесь? - спросил Томас.
- Здесь? - молодой монах смутился.
- Разве у тебя нет обязательств?
- Предполагается, что я направлюсь в Монпелье, - признался брат Майкл.
- Это туда, брат, - сказал Томас, указывая на юг.
- Мы едем на юг, - сухо сказала Женевьева, - и полагаю, что брат Майкл предпочтет наше общество.
- Предпочтешь?
- Буду рад, - ответил брат Майкл и удивился готовности, с которой ответил.
- Тогда добро пожаловать, - поприветствовал Томас, - к заблудшим душам.
Которые сейчас повернули на юго-восток, чтобы преподать толстому и жадному графу урок.
Граф Лабруйяд продвинулся недалеко. Лошади устали, день был жарким, большая часть его людей мучилась от похмелья после вина, выпитого в захваченном городе, и повозки медленно катились по ухабистой дороге.
Но это не имело значения, потому что люди, которых он послал шпионить за Бастардом, вернулись с полезными для него новостями.
Англичанин поехал на запад.
- Вы уверены? - рявкнул граф.
- Мы следили за ним, милорд.
- Следили, как он делал что? - с подозрением спросил граф.
- Он пересчитал деньги, милорд, его люди сняли с себя доспехи, затем они уехали на запад. Все. Он сказал аббату, что пришлет законников, чтобы потребовать плату.
- Законников! - захохотал граф.
- Так сказал аббат и пообещал вашей светлости, что выскажется за вас в любом суде.
- Законники! - снова захохотал граф. - Тогда ссора не утрясется при нашей жизни.
Теперь он был в безопасности, и медленное передвижение не играло никакой роли.
Граф остановился в убогой деревеньке и потребовал вина, хлеба и сыра, он ни за что не заплатил, наградой крестьянам, по его искреннему убеждению, было само присутствие рядом с ним, и этого должно быть достаточно.
Поев, он постучал ножом для кастрации по прутьям клетки, в которой сидела его жена.
- Оставишь себе на память, Бертийя? - спросил он.
Бертийя не ответила. Ее горло саднило от рыданий, глаза покраснели и неотрывно смотрели на ржавый клинок.
- Я сбрею ваши волосы, мадам, - пообещал ей граф, - и заставлю ползти на коленях к алтарю и вымаливать прощение.
И Господь, возможно, простит вас, мадам, но я нет, и вы отправитесь в монастырь, когда я с вами закончу.
Вы будете драить их полы мадам, и стирать их рясы, пока не очиститесь от грехов, а потом сможете провести в сожалениях остаток своих жалких дней.