— Красивая штучка… — ответил тот, кусая губы и с трудом подбирая слова. — Но если вы хотите знать мое мнение, мадмуазель, я бы хотел умереть вон от того ножика. — Рон несмело указал пальцем. — Тот, что с кровостоком и резиновой рукояткой.
— Что? — Хищное выражение на лице Лорейн сменилось удивлением. — Ты хочешь, чтобы я взяла другой нож?
— Ну вот еще! — вмешался Сайрус. — Свежуй эту лигийскую собаку тем ножом, который тебе больше подходит, Лорейн. Разве не видишь, он просто пытается оттянуть момент истины…
— Нет, почему же? — Лорейн усмехнулась и, убрав плоский ножик, взяла тот, о котором говорил Барнаби. — Раз старенький дядечка выбрал этот, значит, такова его судьба… Учти, несчастный, этим ножом я сделаю тебе куда больнее, чем тем, с тоненьким лезвием.
— Довольно разговоров, Лорейн! — нетерпеливо воскликнул Сайрус.
— Их нужно держать, они орать будут, — сказал Питер Уэйк.
— И снова вы запачкаете кровью всю мою гостиную… — осторожно напомнил Квентин.
— Мы же прошлый раз покупали тебе пятилитровый баллон белкового нейтрализатора. Ты что, весь израсходовал?
— Нет, не весь, — вспомнил Квентин. — Точно, он у меня в ванной стоит.
«Подумать только, а все так невинно начиналось», — подумал Джек. Сначала полное банкротство, потом бегство секретарши с базой данных, затем разрыв с любовницей и драка с ее дружком. Казалось, хуже ничего быть не может. Ан нет, может.
— Этот? — спросила Лорейн, показывая нож и наступая на Барнаби. Они с Джеком стали пятиться к стене, а камрады стали придвигаться к ним.
— Ну, старенький дядечка, что тебя больше развлечет, отрезанные уши или пальцы?
Лорейн спрашивала об этом улыбаясь, словно интересовалась, с каким сиропом Барнаби любит есть мороженое.
— Лучше бы вы не мучили старика, мадмуазель, — дрожащим голосом попросил он. — Убейте меня… Убейте, и дело с концом! Я ведь ничего не знаю!
— Не-э-эт, Лорейн так не любит! — крикнул кто-то из камрадов. Они продолжали наступать, стараясь занять место, откуда все было бы видно.
— Надеюсь, тебя не нужно будет держать, старенький дядечка? — снова спросила Лорейн. — Ты будешь стоять спокойно, пока я буду отрезать тебе ухо?
— Как скажете, мадмуазель, — пролепетал Барнаби, и лицо его стало белым как мел.
Все замерли. Справа из-за Джека выглядывал сопевший от волнения Квентин. В правой руке он держал взведенный автомат, но пока Джек не мог даже покоситься в его сторону.
Лорейн сделала резкий взмах, чтобы срезать жертве ухо вместе с кожей головы, однако Барнаби ждал именно этого. Он перехватил руку и громко запричитал, повергая Джека в ужас своим криком: