Впрочем, похоже, все это не поможет. Во-первых, едва ли Гвинет удалось бы причинить ему ощутимую боль, а во-вторых, многие все-таки считали его колдуном. И это останавливало ее, хотя и не особо пугало. Гвинет судорожно вздохнула, пытаясь успокоиться. Она поняла, что ей придется каким-то образом договариваться с ним.
Откашлявшись, Гвинет прикоснулась рукой к его руке.
– Ты же видишь, что я здесь чужая, – промолвила она. – Что ты можешь предложить леди? Мой… добрый… муж…
– Арик, – процедил он сквозь зубы.
– Что ты сказал? – не поняла Гвинет.
Арик повернулся к своей новобрачной, с которой был знаком меньше часа. Надо же, ведь и она узнала его имя всего мгновение назад. От ярости ее невысокая фигурка натянулась как тетива, брови сошлись в гневе. Ее пухлые, манящие губки надулись.
Святые угодники, ну что ему делать с этой женщиной?
Арик еще не слышал, чтобы женщина столько говорила, к тому же почти все ее слова были призваны задеть или оскорбить его. Она считала, что он гораздо ниже ее по общественному положению, и думала только о том, как бы уйти из его дома. Интересно, что сказала бы эта роскошная строптивица, если бы узнала, что Арик только что сделал ее графиней Белфорд?
Ясно одно: ей нужно время, чтобы привыкнуть к своему новому положению жены. Этого следовало ожидать, заключил про себя Арик. И все же его смущало, что он не знает, каковы на вкус ее сочные губы. Понятно только то, что она стала его женой. Весьма крикливой, сварливой и считавшей к тому же, что его место в конюшне.
Отвернувшись от Гвинет, Арик стал наливать себе суп. При мысли о том, что может произойти ночью, его лицо скривилось в гримасе.
Нахальная девица, точнее, его жена, поправил себя Арик, может спать где угодно. Он даже этому завидовал. Поначалу она боролась со сном, но вскоре она все-таки уснула.
Пытаясь поудобнее пристроить одеревеневшее тело на твердом стуле, Арик рассматривал женщину, на которой женился несколько часов назад. Она лежала на его кровати на животе, обхватив руками голову, а ее пальцы утопали в густых черных прядях. Вид у нее был вполне мирный, но не ангельский. Да, на ангела она не походила совсем.
В разлете ее черных бровей, в изгибе манящих губ не было ни капли невинности. А тяжелая челюсть усугубляла производимое ею впечатление. Ее круглые ягодицы, слегка приподнимавшиеся, когда она шевелилась во сне, напоминали Арику о том, что перед ним отнюдь не дитя.
Выругавшись, Арик снова заелозил на стуле – на сей раз ему помешали штаны, внезапно натянувшиеся в том месте, где они прикрывали его чресла.