Я показал Юсуфу его место, велел ему сесть туда и оставаться там. Он понимающе наклонил голову, а когда сел и стал застегивать ремень, я увидел у него под мышкой слева рукоятку пистолета. Это не удивило меня. В такой сезон все их носят. Даже я, можно сказать. В данный момент "беретта" лежал в ящичке пилотской кабины возле двери, под ворохом всяких инструкций.
Мы тронулись на взлет без пяти одиннадцать. В одиннадцать мы были уже за пределами трехмильной зоны от берега, уйдя от всякого радиообмена. Я выбрал курс сто миль на юг с поворотом на юго-запад и прохождением между Пелопоннесом и Критом. Зная о моей нелюбви летать над морем больше того, чем это вызвано необходимостью, Роджерс подумал, что у меня с головой что-то не то, но он также знал, как я не переношу, когда со мной спорят. И я летел над открытыми пространствами за пределами трехмильной зоны территориальных вод. Микис, скорее всего, не был настолько глуп, чтобы оставить какие-нибудь документы насчет этого груза, да ещё с моим именем, и все-таки ставить на кон собственную свободу я не рисковал.
Мы сделали поворот через три четверти часа, Роджерс включил автопилот и начал собирать пеленги по радиокомпасу. Произведя уточнение курса, он сказал:
- Ты не сказал мне, что заставило тебя взять этот груз, Джек.
- Деньги.
- Ты получил доллары?
- Нет.
Он взглянул на меня, на приборы, потом вперед, через лобовое стекло.
- Конечно, это всего лишь предположение, - задумчиво произнес он, - но ты ведь не полоумный, правильно?
- Не знаю. Вот в Берн вернемся - обязательно пойду схожу к психиатру.
Он кивнул.
- Я думаю о том, что ты прежде всего пойдешь к Хаузеру.
- Хаузера я сумею убедить.
Может быть, он в это и поверил, а я - нет. Единственно, что может убедить Хаузера, это чек от Микиса, а я не думаю, что Микис выслал таковой. Однако Хаузер был далеко отсюда.
Уплывало время и средиземноморский простор под крылом. Средиземное хорошее море для летчика - если только по меркам обслуживания самолетов в "Эйркарго" существуют хорошие моря. Ветры здесь в основном постоянные и несильные. Но бывает, что задует и по-штормовому, и без особого предупреждения.
Сегодня море там, в шести тысячах футов под нами, было спокойным, лоснящимся. И мисс Браун была спокойной и лоснящейся где-то в глубине моего подсознания. Вся эта тройка, и сами Афины, становились в моем мозгу чем-то нереальным, превращались в романтические кадры забытого фильма. Так бывает. У профессионального пилота понятие "там, наверху" в конце концов превращается в "здесь, наверху", а мир, в котором он приземляется, приобретает эпизодический, отрывочный характер. Но иногда он в полуреальном мире "там, внизу" делает всякие глупости, и после обнаруживает, что от способности летать ещё не становится одним из сонма божеств.