Илья вздохнул и возвратил зловещее объявление Барыбину.
— Гестапо! — только и сказал он.
— Вот и передай командирам. Общежитие и канцелярия гестаповцев находятся в седьмой школе.
— Спасибо, Семен Петрович. Жив буду, все передам. Слово в слово.
Илья пожал руку старику.
— Здесь тебе оставаться нельзя, — продолжал тот. — Малость стемнеет, и уходи.
— Куда?
— В гараж управы. — Прочитав удивление на лице Терехова, Семен Петрович пояснил: — Одна наша грузовая машина ночью идет к станции, тару отвозит. Сегодня фашистские солдаты и офицеры получают подарки фюрера. На станции подарки будут рассортировывать и грузить в машину. Понятно?
— Понятно!
— Шофер — Васька Кругликов. Холуй, трусливый парень. Немцы ему почему-то доверяют. Но он боится нас не меньше, чем фашистских хозяев, вроде как между двумя огнями мечется. Поедешь в его машине, а что дальше делать, объясню позже.
— Как же так, Семен Петрович? Ничего не увидел и уже сматываться?
— А тебе и видеть нечего. Все, что нужно, я тебе сказал, а остальное к ночи приготовлю… даже на бумажке. У меня помощники есть. Они лучше нас с тобой про аэродром знают.
Терехов и Барыбин договорились встретиться через два часа на углу тупика, недалеко от дома. Когда прощались, пришла Матрена Ильинична. Увидев гостя в сенях, старушка всполошилась:
— Что это ты, Петрович, так быстро?
— Дежурство у меня. Сама знаешь, какие сейчас порядки. Опоздаю — не помилуют.
Оставшееся время тянулось для Ильи бесконечно медленно. Он то и дело смотрел на ходики, мерно тикавшие на стене, принимался шагать взад и вперед по комнате, с тревогой и нетерпением наблюдал, как за окном густеет темнота.
Расставание с бабушкой было долгим и тяжелым. Матрена Ильинична ни о чем не расспрашивала, не уговаривала остаться. Дрожащей рукой она мелко и часто крестила внука, а потом, как и при встрече сегодня утром, припала к его груди и замерла — маленькая, худенькая, сникшая.
Семен Петрович уже ждал на углу.
— Возьми! — Он протянул Терехову квадратик картона, на котором было что-то написано и даже наклеена чья-то карточка. Темнота не позволяла разглядеть ни текста, ни фотографии.
— Пропуск в гараж слесарю Терехову, — пояснил Семен Петрович, — Все за тебя, черт, обдумал и физиономию твою из выпускной фотографии вырезал, сойдет. Покажешь, если патруль остановит.
Илья молча кивнул головой. Начиналось самое трудное и самое опасное.
Часы показывали восемь, когда они вышли на улицу Ленина. Кругом тишина, безлюдье. Сохранившиеся уличные фонари погашены. Темнота! Калужане уже заперлись в квартирах. Немецкие офицеры и солдаты, как правило, с наступлением темноты в одиночку не появлялись.