Человек шел в глубину леса. Изредка останавливался и бросал рассеянный взгляд на верхушки деревьев, с которых от налетавших порывов ветра падали хлопья снега, или заглядывался на бойкую пичужку, хлопотливо скачущую по оголенным веткам. Иногда он простаивал подолгу. Стоял, почти не шевелясь, смотрел вдаль, и на его лице в эти минуты появлялась улыбка. Губы беззвучно шевелились. Человек то ли разговаривал сам с собой, то ли шептал молитву.
Уже более трех часов блуждал одинокий путник по лесу. Сворачивал вправо, влево, сходил с узких лесных тропинок, чтобы очень скоро, наткнувшись на новую мало заметную тропку, пойти по ней.
Можно было сделать безошибочный вывод, что ему совершенно безразлично, куда и зачем идти. Такое поведение могло показаться непонятным и странным, если бы не внешность и не выражение лица одинокого путника.
«Блаженненький»! Так ласково и жалостливо звали слабоумных, юродивых странников жители русских сел и деревень.
Нередко и здесь, в Угодско-Заводском районе, появлялись подобные люди — и старые, и молодые.
Убого одетые, с «нездешним» выражением лица, они брели от села к селу, от деревни к деревне, не обращая внимания на окружающих, хмурясь или улыбаясь чему-то своему, сокровенному, своим думам затаенным, никому, кроме них, не известным.
Обычно люди жалели «блаженных»: грешно обижать божьего человека. Он, как птаха, никому вреда не причинит.
И несли ему люди краюху хлеба, крынку молока, совали в руки печеную картошку, а потом долго смотрели вслед, вздыхая и покачивая головами.
Уже давно такие странники не показывались в здешних местах. Но этот, невесть откуда взявшийся, сегодня ранним утром появился в угодском лесу. Только тянулся он, не в пример давнишней нищей братии, не к человеческому жилью, а, наоборот, дальше и дальше уходил от него, забирался в лесную чащу, будто настращали его люди, обидели, и он бежал от них, куда глаза глядят.
Все выше поднималось солнце. Посветлел лес. Солнечные лучи причудливыми синеватыми прожилками и золотистыми бликами разукрасили снег на лесных полянах и стволы деревьев.
Потеплело.
Путник устал. Прислонившись к дереву, он вытащил из кармана пиджака кусок черного хлеба, развязал тряпицу, в которую были завернуты печеные картофелины и соль, и начал жадно уплетать свой скудный завтрак.
Путник и не подозревал, что в течение нескольких часов за ним неотрывно следят четыре настороженных глаза.
Два человека, молодой и старый, одетые в полушубки, с винтовками за плечами, неотступно следуют за неизвестным, останавливаются, когда останавливается он, и снова движутся, как его тени, когда движется он. Вот и сейчас недалеко от путника они замерли за широкими стволами деревьев и ждут, что же дальше будет делать их «подопечный».