И Карасев, очень увлекавшийся умными и смелыми людьми, ни один совет Соловьева не пропускал мимо ушей.
Над Прутом поднимался большой ярко-желтый солнечный диск. Разгорался день, безоблачный, жаркий.
Послушная руке всадника, Регера медленно трусила вдоль берега, косясь большим немигающим глазом на серого жеребца, на котором ехал Соловьев. По ту сторону Прута было безлюдно и тихо.
— Спят еще, — усмехнулся Карасев, показывая рукой на противоположный берег.
Но лицо майора оставалось сосредоточенным и напряженным.
— Спят?.. А ну, вглядись как следует.
Действительно, чем внимательнее смотрел Виктор на румынский берег, там отчетливее ощущал безлюдие и пустоту, царившие там. Прозрачное кружевцо дыма не поднималось ни над одной из труб. Крестьянские дома, вросшие в берег возле самой реки, гляделись пустыми глазницами открытых ставен. Всюду были убраны занавески. Исчезли неизменные горшки с цветами. За ночь село словно вымерло.
— Ушли люди, — продолжал майор. — Ушли ночью, незаметно. Всех угнали в глубь страны. Приказ военных властей — немецких и румынских. Об этом приказе мы вчера узнали. Очищают пограничную полосу от гражданского населения. Значит, что-то готовят. Понятно?
Да, теперь все становилось понятным. Немцы, фашисты… Сейчас война бушевала где-то там, за рубежами Родины, но ее смрадное дыхание становилось все более ощутимым, горячим. И это обезлюдевшее пограничное румынское село, не означает ли оно, что не сегодня, так завтра…
От неожиданно натянутой узды Регера резко остановилась, попятилась назад и даже попыталась подняться на дыбы. Успокоив ее, Виктор еще внимательнее стал слушать майора. А тот продолжал разговор все так же неторопливо, не повышая голоса, словно рассказывал что-то хорошо знакомое, обыденное. Но это уже был не рассказ, не дружеское поучение, а приказ.
— Погранзаставы привести в боевую готовность. Усилить посты, особенно ночью. Сейчас каждую минуту следует ожидать засылки вражеских разведчиков, шпионской агентуры. Глядеть в оба. А если… — Майор, как это с ним часто случалось, не договорил начатой фразы. Но Карасеву и так все было понятно. Он уже не нуждался ни в приказаниях, ни в разъяснениях. Что-то не обычно тревожное подступило к сердцу, глаза глядели настороженно, в ушах слышался протяжный звон… Но внимание и воля уже были собраны в кулак.
Весь день лейтенант Карасев провел на заставах. Приказ о боевой готовности пограничники выслушали в суровой и торжественной тишине. В этот день — календарь показывал 20 июня 1941 года — даже такие общепризнанные весельчаки и балагуры, как киевлянин Тищенко, гитарист и острослов свердловчанин Коля Вальков и «нервный парень по Калуге» Терехов, были задумчивы и молчаливы.