— Твое слово, Таня, верное слово, — убежденно сказал Лебедев. — Раз так, значит, все в порядке.
— Да, да, — еще раз подтвердила Таня. — Вы послушайте, что я вам скалку. Почин — дороже денег. И я уже начала.
Бандулевич тронула Лебедева за рукав ватника и шепотом, горячо и взволнованно, как говорят о самом дорогом и сокровенном, добавила:
— К народу присматриваюсь, к молодежи, хотя ее и мало. Кое-кого я уже приглядела. Думаю, что скоро удастся сколотить подпольную группу и здесь.
— Не торопись, Таня, — предупредил ее Николай. — Подполье — дело серьезное. Надо бы тебе повидаться с Александром Михайловичем. Посоветуйся, послушай, что он скажет.
Таня кивнула головой.
— Я с ним держу связь. Вот его первый гостинец.
Она хитро прищурила глаз и вытащила из-под блузки аккуратно сложенный бело-серый листок бумаги, на котором крупным черным шрифтом выделялся заголовок: «К гражданам оккупированных советских районов. Дорогие товарищи!..»[6]
— Эти листовки уже путешествуют из дома в дом, из рук в руки. Вы мне побольше подкидывайте, читатели найдутся. И Петракову часть передам, поделюсь.
Таня бережно сложила листовку и, пряча ее под блузку, попросила:
— И немецкие листовки… Обращение к гитлеровским солдатам от патриотов Угодского района, на немецком языке, тоже давайте, не стесняйтесь. Недавно в селе ночевала какая-то команда, в избе брата и в других избах. Мне удалось подбросить несколько штук. Я видела, как один солдат, зайдя за сарай, читал обращение. Сердце у меня в эти минуты билось сильно-сильно… Я-то ведь знаю, что там написано. — И она процитировала на память: — «Немецкие солдаты! Мы спрашиваем вас: зачем вы пришли к нам?.. Мы спрашиваем вас, немецкие солдаты: кто развязал эту кровавую войну?..»
Лицо Тани раскраснелось, и вся она светилась радостным возбуждением, которое не мог погасить даже упрек Карасева:
— Зачем же вы их при себе носите? Это неосторожно. Какая-нибудь случайность — и беда неминуема. При себе не храните, — уже тоном приказа сказал он.
— Это само собой… Ничего, не беспокойтесь за меня. Двум смертям не бывать, а одной не миновать.
Ни Лебедев, ни Карасев не откликнулись на ее слова, будто не слышали. Деловито стараясь переменить тему, Карасев осведомился:
— Какие новости?
Татьяна сообщила, что постоянного фашистского гарнизона в Комарове нет, иногда только останавливаются на короткое время проходящие части. Приезжала хозяйственная команда, солдаты шарили по домам. Искали продовольственные запасы, требовали шерсть. Иван сумел доказать, что почти всех овец немецкие части уже угнали или перебили, так что и шерсти взять неоткуда. Несколько дней назад на автомобиле приехал офицер с тремя автоматчиками, составлял список семей, у кого мужья, братья и сыновья служат в Красной Армии. И тут Иван сумел выкрутиться: кого записал умершим, кого сбежавшим и пообещал офицеру «все выяснить поточнее».