…В лавке, кроме приказчика, никого еще не было. Стоял полумрак, только потрескивала свеча на прилавке, и от дрожащего язычка пламени по стенам метались причудливые тени, то смешные, то страшные.
— Отдерни-ка эту чертову занавесочку, — хмуро приказал Ване приказчик, мотнув головой в сторону окна.
Паренек, выскочив на улицу, с грохотом поднял тяжелую, «гармошкой», железную штору, закрывающую окна лавки.
Купец больше всего на свете боялся воров и был очень доволен, что его бакалейная лавка, словно ювелирный магазин, задергивается железной шторой. Каждый вечер заставлял он опускать ее и сам проверял, хорошо ли защелкнут замок.
Через полчаса пришел сам купец: плотный, жилистый, с маленьким острым носиком, косматыми бровями, которые все время двигались, как два крохотных живых зверька. На правом глазу у него то и дело дергалось веко: казалось, купец подмигивает кому-то.
— Воруешь, щенок? — вместо приветствия сказал он Ване.
Каждый день, вот уже четыре года, слышал мальчик этот вопрос.
— У меня воровать не моги! Руки повыдергаю! — грозился низенький, бородатый купец, и правый глаз его свирепо подергивался.
Голодному мальчишке нестерпимо хотелось взять с прилавка вкусные обрезки колбасы или румяный бублик. В лавке стоял такой аппетитный дух — мальчика даже поташнивало.
Но Ваня ничего не брал. Ничего. Накрепко запомнил жестокую «выволочку», полученную еще в самом начале службы.
Через неделю после того, как мать привела его в лавку, Ваня не выдержал: украдкой взял в кладовой из раскрытого мешка сухарь и захрустел им. Неожиданная оплеуха сбила его с ног. Перед Ваней стоял сам купец в черной рубахе и, как всегда, в валенках-чесанках с калошами, которые он носил и зимой и летом. Как он открыл две двери и спустился в кладовую, Ваня не расслышал.
— Воровать, щенок?! — закричал купец и снова ударил Ваню. — А уговор? Так исполосую, — забудешь, на чем сидят…
Мальчик поднялся, размазывая рукавом кровь по лицу.
— Вы ж подрядили меня «на всем готовом», — всхлипнул он, — а сами не кормите…
— Не ндравится? Хоть сей секунд получи расчет! — взвизгнул купец. — А воровать не моги! Не моги! Не моги! — кричал он, тыча волосатым кулаком Ване в лицо. — И рукавом по харе не вози: рубаху кровью обсопливишь, как опосля к покупателям выйдешь?
С тех пор мальчик ходил голодным, но ничего не брал в лавке.
…Ваня еще не успел отогреться, как приказчик распорядился:
— Притащи-ка из кладовки селедок!
Кладовая рядом с лавкой. Надо лишь пройти маленькую глухую каморку и спуститься по лестнице. Двенадцать ступенек — это уж Ваня точно знал. Четвертая снизу ступенька шатается, у девятой — от щербатой каменной плиты отбит правый угол. Идешь — не зевай: оступиться недолго.