— …от Карнелки, а на улице темно уже, и фонари все разбиты! Представляешь? И тут на нас эти, тулганские, — человек десять, не меньше! А у нас Нинал обкуренный, Топик пьяный, как всегда, а у Талки месячные вот-вот начнутся — она еле шевелится, представляешь? Ну, они наезжают: почему на нашей улице? А мы им: «Пошли вон, шакалы!» И началось! Один, такой здоровенный, на меня… А я только: о-ба! Он глядит, а рука-то сломана! А второму по яйцам — р-раз! И по шее — два! Чтобы, значит, мало не показалось. А потом…
Не слушать было нельзя: она не отставала и «ненавязчиво» требовала внимания. Женька терпел долго — километра два, не меньше. Потом он решил, что, как говорится, «если насилие все равно неизбежно, то нужно…».
— Послушай, Элл! Откуда у твоего папаши этот кулончик — черный полосатый камушек?
— Ниоткуда — он всегда у него был. Это какое-то семейное старье, и цепочка, по-моему, не золотая — иначе сто раз порвалась бы! Не знаю, зачем он его таскает. Ты не думай, у меня полно настоящих украшений, а это я только для Танца Пастушки надела — специально, чтобы все видели, какая я скромная. Говорят, здорово получилось, жалко, что ты не видел! Ма сказала, что одного старичка еле откачали, так разволновался, бедный. А Нойл зарезаться хотел и скрипку сломал, а Туана…
— Неужели не ясно, что эти имена мне ничего не говорят? Из людей твоего круга мне знаком только Патиш.
— О, конечно! Папу все знают! И все боятся! А почему он так тебя рассматривал там — в спальне? Спутал с кем-то, да?
— Он спутал меня с Зик-ка.
— Но… Ты же говорил, что это твое первое имя?
— Это имя того, кем я был раньше, — мальчишки из племени Речных людей. Мы с Вар-ка тогда ушли из родного мира, встретили Николая, а потом совершенно случайно забрели в вашу реальность. И, честно говоря, еле отсюда выбрались.
— Потому что встретили здесь папу, да?
— Как ты догадалась? С тех пор у него шрам на руке.
— Во-о-от оно что! А ведь я тебя давно знаю, Зик-ка!
Они шли и шли вверх, забирая чуть влево. Женька полагал, что рано или поздно они должны наткнуться на веревку. Так в конце концов и случилось.
Веревка явно та самая, а вот место… Нет, не проходил он здесь, когда спускался! Были, конечно, два небольших снежника, но такого точно не было! Этот, шириной пять-шесть метров, расположен в узкой промоине с крутыми бортами. Вниз он просматривается метров на сто до ближайшего изгиба русла, а вверху, метрах в пятидесяти, теряется в знакомом белесом мареве. Веревка лежит прямо на снегу.
Женька потыкал снег сапогом: верхний зернистый слой был рыхлым и хорошо проминался.