— Я вам, большакам не верю! Ты слышишь, малец, не верю. Вы горазды брехать, как и твой батька и дед. Колхознички, вашу мать.
При упоминании родных, мальчик весь сжался, оскалился, а затем рванулся изо всех сил и выскочил из рук главаря банды.
— Ах ты, щенок! — зло и страшно, выплюнув кровавый сгусток из-за рта, прорычал Яцевич и, схватив карабин, стал целиться в убегающего босоногого мальчика.
— Не стреляй, Михась! — стали выкрикивать его подчиненные. — Не стреляй! Пусть живет!
— Не на того нарвались, чтобы по скуле бить, господа хорошие!
Поймав Васю на мушку, бандит профессионально как опытный стрелок, затаив дыхание, плавно нажал на курок.
Раздался оглушительный выстрел.
— Кар-рррр. — закаркало всполошенное воронье, неохотно взлетая из пепелища и садясь на обгорелые ближайшие деревья.
Мальчик как подкошенный упал на дорогу. Немного прополз вперед, чуть приподняв голову, как бы выискивая кого, а затем безвольно уткнулся лицом в грязь. Небольшая маслянисто-темная лужица моментально обагрилась кровью ребенка. Откинутая в сторону правая рука мальчика по-прежнему сжимала немецкие галеты. Он был мертв.
Капитан Ольбрихт вздрогнул, услышав отдаленный одиночный выстрел, побледнел и хотел было что-то сказать Брайнеру.
— Успокойтесь, господин гауптман, — тут же встрял с разговором обер-лейтенант Риккерт, видя, как изменился в лице командир. — Это и должно было случиться. Их не переделаешь. Я не знаю ни одной нации похожую на русскую, где бы так люди ненавидели друг друга.
— Вы о чем говорите, Риккерт?
— Все о том, господин гауптман. О них. О русских мародерах.
— Наверное вы правы, Карл… — тяжело вздохнул Ольбрихт, а затем, подумав, глубокомысленно добавил. — Во всем виноват большевизм, против которого мы, в конечном счете, и воюем.
— А вы здорово им преподали урок? — засмеялся Риккерт, вспомнив, как главарь полиции рухнул как мешок с дерьмом, тем самым отвлекая Франца от тревожных мыслей. — Такой необычный удар! — и адъютант задержал свой восхищенный взгляд на командире.
Ольбрихт усмехнулся, впервые с благодарностью подумав о новом, затаившемся внутри друге, и с удовольствием подхватил нить разговора, она ему была приятна.
— В годы учебы на спартакиаде училищ Панцерваффе Вермахта и СС в Бад-Тельце я занял третье место в своей весовой категории по боксу, — начал он. — Вот это были бои, Карл, я вам скажу.
— Браво, браво, Франц! Но сейчас был не бокс. Это было лучше бокса! Вы непременно расскажите нам, где вы так превосходно научились драться ногами.
Франц внутренне содрогнулся, от последних слов адъютанта. Он понял, что сегодня переиграл себя, что рано или поздно ему придется держать ответ за выходки своего второго «я». Только где и когда?