— Интересно, Владислава Сергеевна, где ваш брат взял эту книгу?
— В магазине.
— Она еще не продается.
— А ты где ее взяла? — в ответ спросила Мадам.
— Мне Денис дал.
— Ну, значит, Константину Сергеевичу тоже Денис дал.
— Шутка? — Тоня нахмурила брови, как всегда не сразу понимая, что имеет в виду Мадам.
— Тонечка, я не знаю, где Константин Сергеевич взял эту книгу. Я его не спрашивала.
— Это на вас не похоже.
— Знаешь, ты иногда бываешь ужасно занудлива. Поставь, пожалуйста, чайник.
Тоня вздохнула, встала и отправилась на кухню. Ее очень беспокоил один вопрос: где Константин Сергеевич достал только что изданного Кукушкинса? Что касается Дениса — то тут все было ясно. Он такая прелесть, что ему вряд ли кто в силах отказать. Наверняка приехал в типографию и там купил... Но Константин Сергеевич! В высшей степени старомодный господин, не имеющий никакого представления о том, где и как надо добывать блага земные, включая и новые интересные книжки. А Мадам, конечно, как всегда, не удосужилась спросить брата, как же в его тонкие аристократические руки попала эта редкость прежде времени.
Прошлые романы Кукушкинса Константин Сергеевич вообще не читал. Он полагал, что человек с такой фамилией не может быть хорошим писателем. И напрасно Мадам вместе с Тоней и Саврасовым убеждали его, что скорее всего это — псевдоним, и вполне вероятно, что его придумали автору в издательстве. Редакторы горазды портить не только тексты, но и фамилии... «Не верю! — с пафосом восклицал Константин Сергеевич, изо всех сил подражая своему знаменитому тезке. — Не верю! Так не бывает!» В конце концов Мадам махнула на него рукой и знаком показала Тоне и Саврасову оставить Константина Сергеевича в покое. Она, как никто другой, знала, что переупрямить ее брата практически невозможно. За семьдесят шесть лет его жизни это удавалось только его жене, но та почила еще при Хрущеве, и с той поры Константин Сергеевич жил припеваючи, никем не побежденный.
— Мадам! — позвала Тоня, снимая чайник с плиты. — Чай готов!
Мадам приковыляла на кухню, держась за стену. Она принципиально отказывалась от трости, называя ее клюкой и говоря, что только при исключительных обстоятельствах ею воспользуется. А пока ноги еще ходят, хотя и плохо, она будет передвигаться сама.
Тоня подвинула ей стул, налила чай.
С минуту они молчали. Потом Мадам, в присущей ей манере без предисловий сообщать что-то важное, сказала:
— Сегодня в шесть утра меня разбудил престранный телефонный звонок.
Тоня сразу поняла, что звонок действительно был «престранный», так как все знакомые Мадам знали, что она страдает бессонницей, засыпает обычно около четырех часов утра и спит до восьми. Так что до восьми ее никто никогда не беспокоил.