После этого оборотень вспомнил о Бласко, мягко спрыгнул с дерева и снова бросился к беспомощному цыгану. В тот момент, когда оборотень переступил границу западни, тяжелые пригрузы были отпущены, края сети сомкнулись, и он взлетел к верхушкам деревьев. Монстр бешено извивался, опутанный сетью, но «борец»-трава почти мгновенно произвела желаемый эффект. Мускулистые руки, способные выдрать из камня стальные прутья, не смогли разорвать пеньковую веревку, и с каждой секундой силы его убывали. Наконец, голова чудовища склонилась набок, словно в наркотическом трансе, глаза закатились.
Один из «кнутов» подбежали к лимузину:
— Капитан! Спустить его?
— Ни в коем случае! — отозвался Брачер раздраженным голосом, тщательно скрывая восторженную приподнятость, которую он на самом деле чувствовал. — Подождем восхода. Как только солнце взойдет, он станет намного уступчивее.
В течение всей ночи за оборотнем неотрывно наблюдали. Он изредка шевелился, постанывал, но не предпринимал попытки вырваться и, судя по всему, не осознавал происходящего. Когда взошло солнце, Невилл поднялся с пола лимузина и оглядел поляну. Повсюду сновали «кнуты», разбирая сложную систему западни. Некоторые стояли возле Калди, не спуская с него глаз. Больше всего Невилла поразил вид Калди: это снова был тот самый слабый жалкий человек, которого он когда-то встретил в одной из камер Центра «Халлтек». Он свернулся клубком на земле и, уткнувшись лицом в грудь Бласко, безутешно рыдал от переполнявшей его скорби.
Проработав всего четыре недели на новом месте, Петра уже прониклась к капитану Фредерику Брачеру сильной антипатией, которая, как она чувствовала, была взаимной. Этого одного вполне хватало, чтобы ожидать предстоящую встречу с ним без особого энтузиазма.
Ее неприязнь к излишне самоуверенному капитану объяснялась несколькими факторами. Скорее всего именно его негативная реакция на ее переход с проекта Реймора и определила тон их последующих отношений. Брачер встретил ее безо всякого восторга, когда она впервые явилась к нему с докладом. В этой женщине — высказал он Пратту в присутствии Петры — определенно есть что-то «неаполитанское», и кроме того, его вовсе не обрадовал тот факт, что она была женщиной. Реймор переслал ему ее досье, и Брачер изучил его до мелочей, словно выискивал предлог для того чтобы отослать ее обратно к Реймору. Он ничего не нашел. В своей записке Халл приказал Реймору выделить одного химика по своему выбору для нового проекта при условии, что Пратт одобрит выбранную кандидатуру, коей и оказалась Петра Левенштейн.