Истекая кровью, Бласко потерял сознание. Он пришел в себя час спустя, увидел склоненные над ним головы и тут же все вспомнил. Ему помогли подняться. Пошатываясь и спотыкаясь, он побрел к груде обломков, которые когда-то были его кибиткой.
— Не надо, Бласко, — сказал Отец, — не ходи туда.
Но он должен был это увидеть.
Как он бился в истерике, как кричал, когда до его сознания; дошло, что все, что осталось от его жены, — это изодранная в клочья одежда, кости и кровь, а от его маленькой драгоценной Луры — и того меньше, одна окоченевшая ручка…
Взошло солнце. Клубы дыма в цыганском таборе поднимались в холодный воздух, придавая утреннему пейзажу ощущение покоя. Янош Калди очнулся от глубокого сна, сел в траве и увидел Клаудиу, устремившую взгляд вдаль, на дымящие костры. Она повернулась к Калди и тихо произнесла:
— Они жгут кибитку. Только что они кого-то похоронили. Чьи-то останки.
Он вздохнул:
— Им следовало разбить лагерь где-нибудь в другом месте.
Она посмотрела ему в глаза:
— Так значит, это они сами виноваты? — В голосе ее звучала горечь и отчаяние, в глазах блеснули слезы.
— Нет, Клаудиа, конечно, нет, — мягко сказал он.
Она подошла ближе:
— У них была трава. Я помню, у них была какая-то трава. Мне сделалось плохо от нее.
Он удивленно поднял брови:
— Ты что-то помнишь из того, что случилось… прошлой ночью?
— Мне так кажется. Но я не уверена.
— Это странно, Клаудиа! Я никогда не помню, что происходит после превращения.
Она покачала головой:
— Нет, нет, я тоже не помню ничего такого. Я просто помню какую-то траву, от которой мне было плохо.
Она нахмурила тонкие брови:
— Янош, в моем сознании сохранилась картина… Не знаю, откуда она взялась, но это как-то связано с растением.
— Что за картина?
— Какой-то старик… с длинной седой бородой… одет в лиловые одежды. Он держит это растение…
Она взглянула на Калди:
— Ты помнишь что-нибудь подобное?
Он прикрыл глаза, напряженно вспоминая. Потом покачал головой:
— Нет, Клаудиа, я… Подожди, подожди… — Он нахмурился. — Да… да… какое-то растение… которое…
— Что ты вспомнил, Янош? — спросила она, затрепетав от возбуждения. — Кто этот старик?
Он снова покачал головой:
— Не помню. Но это растение… — Он замолчал, пытаясь проникнуть в глубины памяти. — Да… Есть растение, которое…
— Которое может нас вылечить? — спросила она с надеждой. — Которое может нас убить?
— Которое может ослабить наши силы, — ответил он.
Ее лицо, такое живое мгновение назад, снова приобрело обычное мрачное выражение:
— Значит, бесполезно.
— Не совсем, — сказал Калди, резко вскакивая. — Если это растение может ослабить нас, значит, может и удержать нас от убийства, когда приходит превращение.