— Ты.
Ответа не последовало.
— Ты, — повторил Буа.
И вновь молчание.
Стражник тыльной стороной копья ткнул подсудимого в живот и крикнул:
— Отвечай Главному Инквизитору, когда он к тебе обращается!
Мишель де Нотрдам удивленно поднял брови, увидев, что на лице заключенного не отразилось ни малейших признаков боли, хотя удар был достаточно сильным. Его голос прозвучал мягко и меланхолично:
— Меня называют Янус Калдий. Я не француз. Своего возраста не знаю.
Буа кивнул, удостоверившись, что секретарь все записал. Не было ничего странного в том, что неграмотный крестьянин не знает своего возраста.
— На вид ему не больше двадцати пяти. Так и запишем, — сказал он секретарю. — А откуда ты родом?
Янус Калдий пожал плечами:
— Я не знаю своих родных.
Третий монах наклонился вперед и что-то прошептал Буа на ухо, после чего Главный Инквизитор произнес:
— Нам будет достаточно знать место твоего послед него обитания.
— Я скитался, — сказал Калдий.
— Да, да, это понятно, — раздраженно проговорил Буа. — Скажи, где ты жил последнее время, пусть даже и недолго.
— Пять лет назад я высадился на южном побережье Франции, куда добрался морем из Валлахии.
Глаза Буа расширились:
— Ты турок?
— Нет, — сказал Калдий, — не думаю.
— Христианин?
Вместо ответа Калдий пожал плечами.
— Ладно, скоро мы это узнаем.
Буа повернулся к женщине и сказал:
— Ты.
Меня зовут Клаудиа. — Ее огромные черные глаза и прекрасная белая кожа навсегда запали в память Мишеля де Нотрдам. — Сколько мне лет, не знаю. Все время, сколько себя помню, я была с Калдием.
— Ну, что ж, может быть, нам удастся пробудить в тебе и твоем приятеле воспоминания, — произнес Буа, не скрывая раздражения.
Он вновь откинулся на спинку кресла и сказал:
— Пьер Бурго. Выйди вперед.
Мишель де Нотрдам ничего не записывал. Монсиньору д'Твиньон нужен был не подробный отчет и не дословный пересказ, а общая оценка, касающаяся соблюдения законности судопроизводства. В первый же день у Мишеля сложилось определенное мнение, и ничто, случившееся в последующие дни, не смогло его изменить, ибо уже в первые минуты ему стало ясно, что рвение инквизиторов, тупость осужденных и суеверный ужас толпы объединились на этом судилище, чтобы породить чудовищную вакханалию абсурда.
Пьер Бурго подтвердил, что после случившейся в его хозяйстве пропажи овец, ему явилось привидение, пообещавшее, что овцы вернутся, как только он отвратится от Господа и станет дьяволопоклонником, что он охотно и выполнил. Вернул ли Бурго своих овец или нет, так и осталось невыясненным. Впрочем ввиду вновь обретенного им могущества это было уже несущественно. Согласно показаниям Бурго, его товарищ по несчастью Верду, который также является слугою дьявола, снабдил его колдовской мазью, обмазавшись которой с ног до головы, тот превратился в волка. На вопрос, каким образом он вновь обрел человеческое обличье, ответа не последовало, однако суд решил, что постольку поскольку он пребывает в человеческом обличье, то совершенно очевидно, что он каким-то образом в него вернулся. Несмотря на полную нелепость и отсутствие логики, это рассуждение вполне удовлетворило всех присутствующих.