Амбер остановилась перед универмагом. Над входной дверью красовалась вывеска Королевских Бургеров. Она была такой голодной, и ей хотелось пить, а вокруг нет ни одного приличного заведения, ни ресторана, ни бистро. Выбора нет, решила она, подходя к прилавку. Осмотрелась. Было довольно необычно — ресторан, если это место можно было так назвать, был не намного шире прилавка и включал в себя несколько столиков неподалеку от магазина. Она поежилась, занимая место в очереди. Заказав бургер и колу, она взяла поднос и пошла искать свободное место, стараясь не обращать внимания на вызывающие взгляды сидящих вокруг. Рядом с ней сел молодой человек с презрительным взглядом и нескрываемым упреком. Напротив него пыталась усесться пожилая женщина со своим подносом. Краем глаза Амбер стала наблюдать, как молодой человек с повязанной на голове банданой и болтающимися на шее золотыми цепями стал медленно и тщательно разламывать свой бургер на мелкие кусочки. Но когда он принялся кормить пожилую женщину этими кусочками, с непомерной заботой и нежностью, Амбер не могла сдержать своего изумления. Она едва не прослезилась, когда услышала, что он обращается к женщине не иначе, как «бабушка», и увидела, как аккуратно он утирает ей рот, убедившись, что та наелась. Амбер резко отодвинула свою тарелку, чтобы не расплакаться. До чего нелепая и в то же время ужасно трогательная картина разыгралась перед ней. Неожиданно молодой человек поймал ее взгляд. Амбер опустила глаза. Его агрессивный настрой по отношению к ней был неоспорим и пугал ее. Она являлась не просто посторонним человеком в этом обществе, в которое она вторглась незаметно для себя. Она была врагом. Она встала и ушла.
Вечером, после того как она передала Сэнди полных пять страниц рукописных заметок, Амбер дома лежала на кушетке, телевизор работал, но без звука, она минута за минутой перебирала в уме пережитое днем. Она подскочила и собрала в охапку все свои заметки. Никогда прежде она не чувствовала такой потребности писать что-то, выражать мысли, преобразуя наблюдения в слова. И она стала писать. Она писала почти три часа без остановки. Когда она закончила, то отложила ручку, подошла к окну и стала наблюдать за городом. В Лондоне не было такой суеты, подумала она. Конечно, различия между городами большие — живя в Клеркенвилле, нельзя было не заметить напряженных отношений между рабочим классом, который жил здесь десятилетиями, и новыми, внезапно хлынувшими потоком яппи, прибывающими с пугающей быстротой. Но это… она никогда не видела такого контраста. Все ее представление о Нью-Йорке кардинально перевернулось буквально за какой-то день. Она должна написать об этом.