— Стойте! — приказал Гаммадин.
Он засек движение в воде слева от него. Ростки водорослей слегка качнулись, и в воде промелькнула черная округлая тень. Гаммадин клацнул щупальцами своей правой руки. Неуязвимые пригнулись, поворачивая стволы своих болтеров в поисках цели.
Достав свою саблю, Гаммадин хлопнул плашмя по водной глади. На поверхность всплыла войлочная черная шляпа с короной и широкими полями. Хамураби поднял ее, и обнаружил кровь и остатки волос в нижней части головного убора. Кровь была свежей и сочилась по войлоку, словно чернила.
— Как интересно, — отметил Мур.
Он подошел поближе, его черно-коричневый плащ с множеством амулетов и оберегов прилип к броне и теперь казался ее неотделимой частью. Гаммадин осторожно взглянул на колдуна. Он не доверял Муру. Не только потому, что тот был колдуном, а потому, что Гаммадин чувствовал яд зависти в его черном сердце. Мур был главным хирургом ордена и высшим жрецом ковена колдунов, и Гаммадин знал о его жажде власти.
— Оставь ее, — приказал он.
— Это плохой знак, — театрально произнес Мур, теребя ожерелье из костей суставов. — Шляпа мертвого человека, качающаяся на волнах.
Гаммадин был не из тех, кто прислушивался к бредням колдунов. Но напряжение в воздухе заставило его насторожиться.
— Давайте взовем к защите богов. Только они смогут предостеречь нас от ловушек.
Гаммадин молча просканировал озеро и кивнул Муру, чтобы тот продолжал.
Даже Неуязвимые ощутили дискомфорт, когда колдун начал произносить заклинания, используя свой черный посох. Из решетки его шлема доносилось монотонное песнопение, которое словно гипноз действовало на окружающих. Колдун произносил заклятия все громче и громче, и вскоре поднялся ветер, принесший песок и сухие листья. Неуязвимые ощутили беспокойство, им стало тяжело дышать. Кровавые Горгоны были ренегатами, но они никогда не увлекались тайными знаниями, как их собратья из других, более суеверных банд.
В первую очередь они рассматривали себя как воинов. Несмотря на то, что они поклонялись богам Хаоса, Горгоны считали магию опасной и держались от нее на расстоянии. Мур закончил молитву и принялся освящать десантников маслом из керамического сосуда. Несколько капель попало и на Гаммадина. Он тут же почувствовал сонливость и слегка моргнул, чтобы зрение вновь прояснилось.
— Что ты наделал, колдун? — раздраженно спросил Гаммадин.
Он почувствовал слабость, словно на него подействовал какой-то наркотик. Тем не менее, это состояние не притупило его инстинкты. Он почувствовал себя слепым. Тревога ушла, но лишь потому, что Гаммадин не мог ощущать ее. Словно она была скрыта для него, была вне его досягаемости, как будто кто-то не позволял его инстинктам засечь ее.