— Стой! Именем закона приказываю тебе — остановись!
Не обращая никакого внимания на двуствольный дробовик, которым этот мозгляк тыкал мне чуть не в самую физиономию, я пошире расставил ноги и занес топор, примериваясь для доброго удара, но при этом, совершенно случайно, зацепился своим оружием за вывеску над дверями лавки. Хвастливая вывеска тут же рухнула вниз, хлопнув парня прямо по макушке. Заверещав, будто недорезанный, малый грохнулся на землю, а дурацкая пукалка, вывалившись у него из рук, пальнула мне прямо в лицо, изрядно опалив мои усы. Нагнувшись, я сбросил с него вывеску, чтобы она не мешала мне правильно воспользоваться топором, но тут малый открыл глаза и снова заверещал:
— Стой, где стоишь! Я — здешний шериф! Я требую, чтобы ты немедля сдался законно избранным властям!
Только тут я заметил тщательно натертую звезду, приколотую к одной из подтяжек этого олуха. Что делать! Я вздохнул, положил топор на землю и почти безропотно позволил тому чудаку завладеть моими револьверами. Уж так я дурно воспитан: никогда не сопротивляюсь представителям закона. Хотя, крайне редко, подобные мысли все же посещают мою голову.
Мозгляк, усердно пыхтя, кое-как подобрал с земли свой глупый дробовик, опять навел его на меня и, все еще слегка пошатываясь, провозгласил:
— Именем закона! Я приговариваю тебя к штрафу в десять баксов за вопиющее возмущение общественного спокойствия!
Словно нарочно, именно в этот момент из-за угла вывернулся еще какой-то чудак, довольно долговязый и противный на вид сосунок с длинными, тщательно подбритыми бакенбардами, при галстуке, на котором сверкала брильянтовая заколка в виде лошадиного копыта. Он вприпрыжку подбежал к нам, остановился рядом, потрясая кулаками, и закатил такую истерику, на какую едва ли отважился даже только что кастрированный молодой бычок.
— Этот разбойник начисто сровнял с землей мой замечательный магазин! — брызгая слюной, орал этот недоумок. — И теперь он должен заплатить мне за все окна, прилавки, двери и полки, разнесенные им вдребезги! И еще — за мою прекрасную вывеску! И еще — за тот четырехведерный бочонок с чудесной, свежайшей свининой, который он вдребезги расколотил об голову моего младшего клерка!
— Ну, хорошо, — устало произнес шериф. — Как, по-вашему, сколько он вам в результате должен, мистер Миддлтон?
— Сколько? — кровожадно вскричал мэр Кугуарьего Хвоста. — Пятьсот долларов, вот сколько!
— Пятьсот долларов?! — заревел я, вновь впадая в черную ярость. — Ты никак рехнулся, чертов сын?! Да ведь весь ваш долбанный городишко, вместе взятый, не стоит таких денег! А кроме того, — несколько успокоившись, добавил я, — у меня все равно их нет. Вот разве что пятьдесят центов, но я их обещал отдать за штаны одному парню. Ну, тому, который сидит в будке у кораля.