Следом за копейщиком последовал вечно мрачный обладатель ятагана. Его клинок постигла та же участь. Ножны обернулись черной породой, надежно удерживающей внутри холодную сталь. Третьим вышел держатель некоего подобия булавы. Последним к чану подошел ваш покорный слуга Тим Ройс.
Я извиняющимся взглядом посмотрел на Лунные Перья, а потом резко опустил их в то, что сперва принял за смолу. Чан забурлил, зашипел, а через мгновение я почувствовал, как потяжелели сабли, обретая не присущий им вес.
Вытащив сабли на свет, я немного покрутил их, позволяя солнцу обласкать обсидиан. И когда удачно легли лучи светила, я увидел внутри, среди сеточки тонких прожилок, сталь оружия. Это несколько успокоило меня, но все же было страшновато.
– Теперь, когда приготовления завершены, попрошу за мной.
Старик легко спрыгнул, будто спланировал с помоста, а потом твердым шагом пошел к входу в подземелья. Именно там, как я предполагал, нас держали в течение почти двадцати дней, пока мы не «прозрели». Гладиаторы, словно загипнотизированные мартышки, последовали за питоном, в роли которого выступал древний тренер. Я замыкал шествие, бережно держа в руках сабли.
Мы ступили на древнюю лестницу, ступени которой давно пошли сантиметровыми трещинами. Пауки сплели здесь не одну сеть паутин. Воздух был затхлый, вязкий и пах камнем. Это такой особый запах, который встречается в рукотворных гротах и пещерах. Запах, не предвещающий ничего хорошего.
Когда-то, заглянув сюда, я подивился, почему на шершавых, обваливающихся стенах нет факелов или хотя бы держателей для них, но теперь все встало на свои места. Тем, кто по своей воле входил в эти подземелья, свет не нужен. Всего мгновение мне понадобилось на то, чтобы начать смотреть глазами ветра. Именно так этот прием, или что это такое, обзывал старший малас. Он любил повторять: «Смотри глазами стихии, действуй руками стихии, дыши ею, будь ее сердцем». Что означал этот возвышенно-пафосный бред, не знал, казалось, даже сам старец.
На шестьдесят пятой ступени лестница уперлась в обитую железом дверь. И от этой двери тянуло таким животным страхом и ужасом, что все мы, бойцы священной крепости, мигом опустили ладони на оружие. По усмешке старца я понял: именно за этой дверью находится то, что я уже которую ночь стараюсь забыть, как навеянный ночной кошмар.
Дверь уже давно осталась за спиной, но никто так и не отпустил эфеса или рукояти. Спиной я ощущал струящийся холодный пот, а сердце билось, подобно испуганной певчей птичке, запертой в проржавевшей клетке. Этот страх невозможно спутать с чем-то еще или подделать. Лестница извивалась, уходя все глубже.