«Смотрю я не себя: постирать некогда, в кино сходить некогда, за всю зиму раза три был. Да и по вас соскучился, мам. Плюнул я на все — и на работу чистую, и на московскую прописку, — и прикатил, вот!»
Вернулся — и вернулся, чего же тут поделаешь, коль работа не понравилась? Грустно, конечно, Прасковье, что не посчастливилось сыну, как другим, в городе устроиться. Грустно, но и радостно: все-таки со стариками тоже надо кому-то жить!
Возвращению Алексея рад был и Варгин. Небось не много было таких, кто после армии в колхоз обратно возвернулся. Колхоз богатый стал — для мужика всякая работа найдется. Одних этих автомашин десятка два.
Тихон Иванович сразу же определил Лешу шофером на новый ЗИЛ. Уедет он в рейс, и весь день нет его, даже на обед не является. Где он пропадает — о том лишь председатель знает.
Председатель да еще вездесущие бабы.
Снова Прасковье разные слухи доходили. «Видели Лешку твово с Зинкой. Из леса с ней ехал. Она — в кабине, счастливая, смеется».
Прасковья хмурилась, слушая баб. «Вот он по кому соскучился-то. Вовсе не по старикам, а по Зинке своей!» И для Прасковьи, вырастившей троих чужих детей, болью оборачивались эти его слова. Она исподволь пытала Лешку, хотелось узнать, насколько правы бабы. Не такую жену она хотела для своего Леши. Она расспрашивала: где проводит все дни? Куда ездит? Бреясь или торопливо, как всегда, завтракая, он отвечал, что возил в поле семенную картошку. Еще ездил на заправку.
«Так, все понятно, — думала она. — Заправочная станция — вблизи города, рядом с совхозом, где Зинка в бараке живет». Ждала Прасковья, что Леша про Зинку скажет. Но он только фыркнул самодовольно. Тогда она, теряя терпение, сказала:
«Бабы сказывали, что с Зинкой видали тебя в лесу».
«Я люблю ее, мам», — вдруг сказал он просто.
И от этих простых слов все сжалось в груди у Прасковьи. Она ждала чего угодно: уклончивого ответа, глупой усмешки — только не этого «люблю!».
«Да разве своих девок в селе мало? — думала Прасковья. — Все на виду выросли. Каждую небось знает с малых лет». А эти, барачные, как она их про себя называла, что ни есть — последние люди. И хоть Зинкины родители своих детей довели до дела, но уж одного того хватало для неприязни к ним Прасковьи, что за свою жизнь они так и не смогла выбраться из барачной каморки.
«А сегодня он о свадьбе заговорил, — сокрушалась она. — Поди ты — и барачной невестой не побрезговал».
Прасковья шла межой. Она видела, что Клава и Стеша идет лениво, ее поджидают. Но ей не хотелось догонять их. Они сразу же поймут ее настроение и начнут выпытывать, что случилось.