Устоял Тридуба. И отступить не отступил, стряхнул Янгара и, подмяв под себя, сдавил.
Я знаю, что отец мачту переломить способен. Но Янгар оказался крепче мачты.
– Крепкий, песий сын! – Ерхо Ину потрогал поясницу. – И верткий, что блоха.
Это было почти похвалой.
Как бы там ни было, но двое сцепились у подножия трона, силясь друг друга одолеть. Молод был Янгхаар, но ярость его ослепляла. Стар был Ерхо Ину, но еще силен безмерно.
Кто победил бы?
Как знать.
– Хватит! – крикнул Вилхо, и голос его был полон силы. – Оба уйдите с глаз долой! Нет… Стой. Ты, Янгар, готовься к свадьбе. Быть ей через три месяца. А ты, Ерхо, подумай еще раз. Отдай за Янгара свою дочь. А не отдашь… Не будет войны, но не будет и мира. Пока же мы не желаем видеть ни тебя, ни сыновей твоих, никого из рода Ину.
Пришлось Ерхо Ину покинуть Олений город.
А вскоре узнал он, что закрыты отныне гавани для кораблей рода, как закрыты города и села Вилхо для торговли с Ину, как заперты солончаки и шахты с черным жирным углем, который подвозили к кузням Ину, как многое иное, бывшее обыкновенным, вдруг стало недоступно.
– Дочь… – Ерхо Ину смотрел на меня с усмешкой. – Кёниг при всех приказал отдать Янгару мою дочь. И я исполню повеление.
Он огладил косматую бороду, в которой застряли зеленые табачные крошки.
Верно, в тот миг Тридуба радовался, что никто в Оленьем городе не знает правды: у Ерхо Ину две дочери. И одну из них не жаль.
Богат был дом Янгхаара Каапо.
Стоял он на холме, окруженный частоколом. О четырех высоких башнях, о восьми окнах по каждой стороне. Забраны были окна не бычьими пузырями, не слюдой, но стеклом разноцветным. И мастера, привезенные из-за моря, выкладывали из стекла этого целые картины. Вот шагает бельмоглазая Акку, серпом своим бури рассекая, и синие снега ложатся под босые ее ноги. Вот летит за нею на черном волке грозный Укконен Туули с мешком, молний полным. Вот тянет к небесам руки девушка, ветра растрепали темные косы, и бледное лицо мертво, лишь глаза пылают ярко. Вот уже двое стоят, окруженные бурей…
Хороши были мастера у Черного Янгара, и многие желали бы выкупить, немалые деньги предлагали. Да только что Янгару золото? Не продал он умельцев, посмеялся только, бросил небрежно:
– Сами себе отыщите!
Гордость его снедала. И она же открывала двери дома гостям, которых в глубине души Янгар презирал. Пусть приходят, пусть увидят, как живет тот, кого все они считают выскочкой да оборванцем.
Из драгоценного белого мрамора сделаны полы, укрыты пышными восточными коврами, которые мягче меха, и самими мехами. Да не дешевыми куньими или лисьими, не тяжелыми медвежьими шкурами, но самыми что ни на есть дорогими – соболиными да песцовыми.