Мастер очутился в покоях сестры императора: в прозрачном сумраке, напоённом ароматами кодо. Увидел худую сиамскую кошку молочного цвета, которая, широко зевнув, сверкнула красными глазами. Протянув лапы, кошка положила голову на циновку, где спала Суа. Янтарные лучи, пробравшиеся из неплотно закрытых сёдзи балкона, обрисовывали в полумраке её, мирно лежащую на скромной циновке, озаряли зелёную глазурь ночного убранства, превращая золотой орнамент в огненный сполох. Её спокойное лицо — нежно-белое, как цветы хризантемы. Губы — алые, цвета закатного солнца, приоткрыты. Чёрная чёлка неровно спадала на лоб, очень ей к лицу.
Собравшись уже покинуть комнату, Шуинсай услышал шорох одежды, обернулся. Почудилось, что какое-то волшебство пробудило её ото сна. Она стояла на коленях и подняла руки так, что убранство обрисовало грудь, торопливо вынула заколки — волосы плавно прикрыли уши, спрятали сверкающие в мочках золотые серёжки. Облокотившись не левую руку, правой рукой Суа рывком стянула убранство, обнажилась. Тело девушки — крепкое, красивое, казалось, вылепленное богами. Оно матово-алого цвета, как молочная пенка, под закатными лучами. Суа предстала перед наставником в полном расцвете и очаровании юной женственности.
— Я знала, что ты придёшь, видела сон!.. — голос девушки подавленный, едва не срывающийся в плач, жалостный. Глаза Суа влажно сверкали, она сбивчиво повторила — «Когда душу переполняет искренняя радость, её капли выступают на глазах» — она стояла на коленях, милая и простая, и глаза лучились неописуемым восторгом.
Медленно поднялась и подошла, опустила подбородок на плечо Шуинсая, заплакала.
— Суа, — он медленно погладил девушку по волосам, попытался сказать, мол, перестань, но язык не поворачивался: мастер утратил способность мыслить здраво. И наконец, собравшись с духом, отодвинул принцессу движением лёгким, но решительным, и его проницательный взгляд утонул в её заплаканных глазах:
— Не могу, девочка моя, не стану… — На застывшем лице печать порядочности и сдержанности.
Суа вдруг покраснела, багровые жилы вздулись на шее:
— Я лучше твоей старухи в тысячу раз, так возьми меня!
Словно обжёгшись, мастер отпрянул, оттолкнул её. Мерцающие комнатные огни осенили его багровым ореолом.
— Ты же сестра самого Тэнно, — осуждающе произнёс он. — Делай, что подобает!
Повернувшись, он быстро покидал покои, поневоле вспоминая, какой остротой ума и дальновидностью отличался совсем недавно. Если позволить мимолётным чувствам взять верх над голосом разума, случится непоправимое: он потеряет честь.