Японец-китаец посмотрел на меня с некоторым сомнением.
— Вы разве не понимаете? Посмотрите, нигде нет крови — это же самая настоящая Флорентийская голова!
Теперь пришла моя очередь смотреть на него с сомнением.
— Вы что, и в правду подумали, что можно вот так просто оторвать человеку голову? — спросил он.
Я подумала, что это действительно странно: «мало того, что он руками оторвал кому-то голову, но при этом ещё и нет ни единой капли крови».
— Ну, берёте? — требовательно сказал японец-китаец.
Мало чего соображая, я протянула руку к пакету.
— Ничего не понимаю, — единственное, что смогла из себя выдавить я.
— Если хотите, я провожу вас до дома, — сказал японец-китаец. — Где вы живёте?
— Гостиница «Siracusa», рядом с вокзалом «Термини», — на автомате ответила я, — номер четыреста семь.
Японец-китаец взял меня под локоть и стал тихо, но твёрдо говорить на ухо. Странно, должно быть, мы выглядели со стороны: он — маленький и широкий, и я — длинная и бледная, как статуи фонтана «Треви».
Пока мы шли до Площади Республики, он рассказал мне, что голову надо посадить в цветочный горшок, а косу расплести и опустить в ёмкость с вином. Обязательно красным. Я слушала его в пол уха и кивала. Пакет несильно тянул мне руку, вероятно так, как бы тянул руку пакет со средних размеров капустным вилком.
Мысли мои были одна дурнее другой: поначалу я была уверена, что это чей-то масштабный розыгрыш, чуть позже — что сплю, ещё позже — что стала жертвой провокации местных спецслужб… но все эти предположения протыкались трёхгранным штыком небывальщины. Случившееся было настолько неправдоподобно, что все «реалистичные» версии рассыпались под собственной тяжестью.
— Земля подойдёт любая, только не песок и не глина, — в очередной раз повторил японец-китаец. — Если будите куда-то её везти, то заверните её вместе с горшком в какую-нибудь ткань, но ни в коем случае не в целлофан — она задохнётся.
Мой провожатый не повёл меня сквозь вокзал, а дал хорошего круголя, поэтому на дорогу у нас ушло примерно полчаса. Около входа в гостиницу он остановился и, отпустив мой локоть, по-японски раскланялся.
— Что ж, прощайте, жена Флорентийской головы, — грустно сказал он и исчез в темноте.
Я поднялась в номер и сделала всё, как мне сказал мой ночной знакомец. Поверила в небывальщину.