– Так откуда же Олбанский царь такой сведущий?
– Тайна сия велика есть. Но только не было ещё человека, кому он не дал бы ответа. Да ты и сам увидишь. Скоро уже у него будем.
– А почему он нам помогать будет? Может, выгонит просто, и всё тут.
– Не выгонит. На него такой обет наложен – искать ответы на вопросы и всем помогать.
– А разве на царей обеты накладывают? Я думал, это всё больше на монахов. Ну или на простолюдинов..
– На царей как раз самые большие, самые тяжёлые и самые длинные и страшные обеты и накладывают. На царей не только обеты, на них много чего накладывают. И не унесёшь порой.
Они зашагали дальше и в скором времени дошли до маленькой невзрачной избушки, сколоченной из потемневшего от времени горбыля. Крыша была крыта тёсом, окна затянуты бычьим пузырём, а дверь болталась на одной петле. Зато над входом была приколочена серебряными гвоздями большая квадратная пластина, на которой золотыми буквами была выгравирована нерусская надпись: «Residence of the Albany king». Киря уставился на это чудо, разинув рот. Такого он ну никак не ожидал.
– А может, Олбанский царь того… по-нашему ни бум-бум? Как он нам говорить-то будет?
Простомир снисходительно посмотрел на Кирю:
– Забыл, что ли, как семь лет у меня в учении нерусскую грамоту постигал? Вот и поработаешь толмачом.
– А ведь верно, – смутился Киря, – я и забыл.
– Да только без надобности это, – продолжил Простомир, – говорит он по-нашему, хотя и не всё порой понятно бывает. Но – из наших он, только одурел немного в своём царстве… Ну ладно, чего стоишь? Пошли.
И первым вошёл в невероятное логово Олбанского царя. Киря шагнул следом.
Дверь за ними захлопнулась сама, мягко, но сильно подтолкнув в спину. Простомир, хотя не раз уже здесь бывал, заворожённо замер. А про Кирю и говорить нечего: он стоял, широко раскрыв всё, что только можно. Маленькая и невзрачная снаружи, резиденция Олбанского царя внутри оказалась светлой и просторной палатой. Мягкий белый свет струился из многочисленных светильников, расположенных как на потолке, так и на стенах. Окон не было, но воздух не казался затхлым. Напротив, он был насыщенным свежим запахом моря, и даже, казалось, откуда-то издалека доносился шум прибоя. Киря тут же понял – откуда. У противоположной стены стояли большие ящики в половину человеческого роста, одна из стенок ящиков была забрана тонкой железной решёткой. Вот оттуда и доносились вздохи и шорох прибоя. Посреди комнаты стоял чудной столик со множеством полочек и непонятных штуковин, названия которых Киря не знал. На столе маячило нечто большое, квадратное и плоское, со светящимся боком. С этого светлого бока на Кирю и Простомира смотрел совсем чёрный человек, чернее самого смуглого сарацина, и что-то кричал под музыку на языке, немного напоминающем язык аглицких немцев, но только сильно исковерканный. На голове он имел коротенький чёрный же колпачок, а на теле – белую рубашку без ворота и без рукавов, на которой было написано нерусскими буквами: «40 Glocc».