Жерар Жерар больше не любил мадам Жерар.
И в течение считанных дней, или часов, или месяцев, он заберет ее титул: она знала это. У нее не будет имени. Ее заменит другая мадам Жерар.
— Стой! — вдруг провизжала она и запустила в него, еще сидящего за фортепиано, подсвечником.
Он ждал, покраснев от какого-то нового чувства. Подсвечник пролетел в нескольких дюймах от него.
— Ты взял неверную ноту, — объяснила она. Они оба знали, что она лжет, хотя он и правда взял неверную ноту.
Он поднялся без слов, и тогда ее потрясенный рассудок впервые понял, что это наконец произошло.
Он надел пальто, которое носил только по очень важным или коммерческим делам.
— Нет, Жерар, — взмолилась она, и в этот момент оба осознали, что победа навсегда перешла к нему.
— Жерар Жерар! — прокричала она, подойдя к нему.
Теперь он взял ее руки и отвел от себя.
— Не рассчитывай на меня, — произнеся эти слова, он задрожал, потрясенный могуществом собственного отлучения.
— В этот раз я убью себя, — сказала она.
— Это, дитя мое, твой выбор. — Он стоял перед ней как камень и не отрывал глубокого пристального взгляда. Она видела, что он стал гранитом, человеком с новым характером, с новой и полной победой.
— Тебе придется смотреть на то, как я лежу разбитая и окровавленная, — угрожала она, но почти беззвучно; она знала, что он уходит из ее жизни совершенно.
— Мадам Жерар, один раз в жизни вы должны прислушаться к голосу разума, — в конце концов, проговорил он и на мгновение, только на мгновение, отбросил свое тяжелое пальто с цветной шелковой подкладкой, украшенной его именем как гербом.
Ее взгляд упал на яркие золотые буквы его имени. Может быть, она в последний раз увидела, как ее личность растапливается в матрицах этих букв.
— Жерар Жерар, — умоляла она, — я собираюсь покончить с собой.
— Помнишь, твои победы должны оставаться твоими, — он припомнил ей лагуну.
— Это было тогда, — настаивала она с такой женской страстью, какой он еще не видел.
— И сейчас, — повелительным голосом сказал Жерар.
— Само собой, я наложу на себя руки не для твоего удовольствия, — начала она.
— Вы вольны делать, что хотите и что должны. Когда я уйду отсюда сегодня, я уйду навсегда.
— Но ведь я всегда побеждаю, — она пусто повторила за ним. — Ты не узнаешь меня? — спросила она с новым отчаянием на лице. — Я — мадам Жерар.
Он шагнул вперед, как актер в затянутой неудачной пьесе, готовящийся произнести речь, с последними слотами которой стремительно упадет занавес.
— Вы больше не мадам Жерар, — сказал он.
Она смотрела на него беззащитно, бессловно, с выражением на лице, какое увидишь у почти всякой женщины, у прачки, уборщицы.