Не последнее место в спектакле занимала культура общения. В беседе Кашпировский часто обращался к истории, мифологии. Это тоже впечатляло: люди видели, что перед ними разносторонне развитый человек. Так как же можно было не верить ему? И многие верили каждому слову Анатолия Михайловича.
Наконец, начинался лечебный сеанс. На экране появлялись громадные глаза Кашпировского. Его пристальный взгляд пронизывал насквозь. Этот взгляд не только гипнотизировал и заставлял человека подчиниться, он заставлял верить и надеяться на скорое выздоровление. А с экрана звучала музыка, которая призывала зрителей бороться за свою жизнь и здоровье. Сначала музыка звучала успокаивающе, затем вызывала чувство тревоги и, наконец, звучала оптимистически. Под музыку лилась плавная речь Кашпировского. Здесь он был неподражаем. Здесь проявлялся его индивидуальный талант. Он импровизировал. Безусловно, он продумывал, о чем будет говорить, но каждый раз говорил по-разному. Он не навязывал телезрителям свою волю. Часто даже казалось, что он вообще говорит на отвлеченные темы. А между тем его речь усыпляла, вызывала дремоту. Некоторые люди временами отключались и не могли вспомнить, о чем же говорил Кашпировский. Другие с первых же его слов засыпали и потом абсолютно не помнили, что же происходило во время сеанса. Были и такие зрители, которые во время сеанса вообще ничего не чувствовали и смотрели на все происходившее с недоверием — мол, все это сущая ерунда. Таких скептиков было не так уж и мало.
А сеанс телепсихотерапии между тем продолжался. Кашпировский вел себя тактично, он не давил на психику, не пытался заставить зрителей спать. Он действовал на подсознание: «Когда начинается сеанс, — говорил Кашпировский, — я стремлюсь отвлечь сознание (у нас на сеансах невероятный шум, звучит музыка, входят люди, переговариваются). В этом случае информация о нарушениях как бы проявляется, и мозг посылает на место «бедствия» свои внутренние силы». Организм, по мнению Кашпировского, должен сам найти, что лечить, так как сеанс мобилизует резервные возможности человека, заставляет его бороться с недугами. Кашпировский, по его словам, стремился к тому, чтобы во время сеанса произошла нормализация деятельности организма, независимо от имеющегося патологического процесса. И ему это, бесспорно, нередко удавалось.
Но только ли на подсознание телезрителей влиял Кашпировский? Видимо, нет. Он действовал и на сознание, особенно на людей с повышенной внушаемостью. Как бы мимоходом он заявлял: «Уверен, что многие больные завтра отправятся к стоматологу и удалят зубы без всякой боли». И действительно, многие телезрители на следующий день отправлялись к стоматологу, хотя до того были уверены, что сказанное Кашпировским не имеет к ним никакого отношения. Слова, произнесенные Кашпировским во время сеанса, как-то сами «застревали» в сознании людей, и неведомая сила на следующий день буквально «тащила» их к стоматологу удалять больной зуб. Что самое удивительное — обезболивания не требовалось.