Мы занялись любовью. Или, скорее, пережили нечто, имеющее весьма отдаленное отношение к этому занятию, но совершенно своеобразное. Мы оба пели и вопили, захваченные глоссолалией ДМТ, катались по крыше, качаясь на волнах набегающих геометрических галлюцинаций. Она преобразилась: трудно описать словами, какой она стала, — женское начало в чистом виде, Кали, Левкотея (Белая богиня, в греческой мифологии морское божество, в которое превратилась Ино, бросившись в море), нечто эротическое, но нечеловеческое, нечто обращенное к виду, но не индивидууму, излучающее угрозу людоедства, безумие, простор и уничтожение. Казалось, она вот-вот сожрет меня.
Реальность разбилась вдребезги. То был секс на самой границе возможного. Все преобразилось в оргазм и зримый лепечущий океан эльфской речи. Потом я увидел в том месте, где склеились наши тела, из нее на меня, на крышу струится, растекаясь повсюду, какая-то стеклянистая жидкость, что-то темное, блестящее, вспыхивающее изнутри разноцветными лучами. После видений, вызванных ДМТ, после приступов оргазма, после всего, что было, это новое наваждение потрясло меня до глубины души. Что это за жидкость и что вообще происходит? Я взглянул на нее. Я заглянул прямо в нее — и передо мной возникло отражение поверхности моего же собственного разума. Что это было — транслингвистическая материя, живой, переливающийся вырост алхимической бездны гиперпространства или порождение полового акта, совершенного в полном безумии? Я снова заглянул в темную глубину и на этот раз увидел ламу, который обучал меня тибетскому языку, — в это время он, должно быть, спал на расстоянии мили отсюда. Но в жидкости я увидел его в обществе незнакомого мне монаха; они оба глядели в отполированную до зеркального блеска пластину. И тут я понял, что они наблюдают за мной! Это было выше моего разумения. Я отвел взгляд от жидкости и от моей партнерши: настолько сильна была окружающая ее аура нечеловечности... Именно этот случай и заронил во мне интерес к фиолетовой жидкости, которую, если верить слухам, шаманы-ая-хуаскеро выделяют из кожи и используют для гадания и целительства...»
В качестве галлюциногена на американском континенте применяется также крепкий табак, используемый то в виде густого тумана, то жвачки, то дыма.
Оценивая с этой стороны духовные практики древности, надо обязательно иметь в виду две частности. Во-первых, «святой табак», «хаома», «пейотль», «страфа-рия», «аяхуаска» или мухоморы не были продуктом ежедневного употребления до духовного распада древнего мира, а значит, и не были вредными наркотиками. Они являлись галлюциногенами, которые связывали человека физического с человеком духовным — мостом между мелочами жизни и ее глубинным смыслом.