При упоминании скандала, полиции, врачей-убийц и открытой студии с мордобоем Трупп о плотских утехах тут же позабыл и, бодро вскочив с места и застегнув брюки, пробежался по кабинету.
– Так! Непременно в студию журналистов ведущих издательств! Это я сам обеспечу! А еще правозащитников, священника и парочку многодетных матерей! – потирая крупные, поросшие густым черным волосом руки, приговаривал Тенгиз Карпович. – Если передачка выйдет жареной, мы ее другому каналу продадим, например Первому! А, Потапова?
– Точно! – бодро кивнула Женя и, пользуясь случаем, добавила: – И при таких масштабных перспективах Ада Львовна меня из-за полутора тысяч рублей хочет финансирования лишить. А как я эту врачиху на чистую воду выведу, если она в платной клинике трудится?
– Гм, – несколько поостыл Тенгиз Карпович. – Сколько, говоришь, надо денег?
Но Женя уже смекнула, что шеф клюнул на грядущие перспективы и скромничать сейчас не надо.
– В сто тысяч попробую уложиться, – делая вид, что прикидывает что-то в уме, усиленно хмурясь, проговорила Женя. – Только уж, Тенгиз Карпович, поймите меня правильно, я не смогу представить чеки на всю сумму. Вдруг мне взятки придется давать или заплатить охраннику, чтобы медкарты из клиники выкрал. Я же не в гипермаркет за продуктами иду. Но если хотите, я могу каждый день лично вам отчет представлять. Хотя это, конечно, и отвлечет меня от расследования.
В Тенгизе Карповиче природная жадность боролась с неутоленной жаждой славы и успеха. Он облизывал губы, пил воду, снова облизывал губы, заправил в штаны рубаху, недовольно взглянул на Женю, потом вдруг заметил по-прежнему сидящую на столе Марину, развесившую свои прелести, и сердито цыкнул на нее, чтобы отправлялась на рабочее место. И снова хмуро взглянул на Женю:
– Когда закончишь свои изыскания?
– Думаю, через месяц, – осторожно ответила Женя.
– Не думаю, а через месяц эфир! И попробуй не справиться! – грозно рыкнул Трупп, усаживаясь на место.
Марина демонстративно одернула у него перед носом юбку и, одарив Женю убийственным взглядом, покинула кабинет.
– Раз в два дня отчет о ходе дел. Чеки можешь не приносить, но куда и сколько потратила, в отчете распишешь, и давай там не барствуй. Мы канал маленький, бедный, денег лишних нет. С Адой Львовной вопрос я сам решу.
Из кабинета Женя выходила победительницей, ощущая себя Наполеоном после сражения при Аустерлице.
Всю дорогу до дома она прокручивала в голове наполненный событиями день. В ее прежней, еще привладиковской, жизни столько всего и за месяц не случалось. Хотя суеты и эмоций в той жизни было больше, но все это был бег на месте. Какие-то бесконечные театральные тусовки, бессонные ночи, проводимые в спорах о роли искусства в современном мире или о новой постановке какого-то непризнанного гения в каком-то заштатном театре. Частые скандалы с Владиком, бурные примирения, много слез, криков, разбитой посуды. Сейчас, вспоминая свою прежнюю жизнь, Женя только диву давалась, на что расходовала силы и энергию, и как при таких психических встрясках в психушку не загремела? Теперь ей казалось, что все это происходило много лет назад, в какой-то другой, глупой, неустроенной жизни. Боже мой! Какое же это счастье быть самой собой, радовалась она, шагая от метро по обсаженной лиственницами пешеходной аллее, мимо собора Андрея Первозванного, мимо старого Андреевского рынка домой, в свой старый флигель.