– Так это я, что ли, виновата? – дошло наконец до Жени. – Я, между прочим, работаю, еду вам покупаю! – обиженно проговорила она, потирая клюнутую ногу.
– Шляешься, шляешься! Эгоистка! – перебил ее Сильвер и снова клюнул в ногу.
– Ах, вот вы как? – Женя отчего-то страшно обиделась на попугая.
Может, потому, что повторял он слова очень знакомые, и даже интонацию воспроизводил, и хотя, по сути, Сильвер был, конечно, прав, потому как котенка Женя домой принесла, а вести себя не научила, а целыми днями где-то пропадала, возвращалась домой поздно, и Сильвер без нее, конечно, скучал, да и Корнишон, наверное, тоже. Но то ли из-за того, что очень устала, то ли потому, что подобные упреки и оскорбления сыпались на нее от Владика на протяжении всех последних лет, больно раня своей грубостью и несправедливостью, Женя сейчас разревелась как маленькая и, обидевшись на попугая, убежала в комнату, упала на диван и уткнулась носом в подушку.
Девушка горько плакала, когда почувствовала, как что-то маленькое и теплое забралось к ней за воротник и свернулось там комочком, а над ухом раздалось сдержанное, немного ворчливое: «Давай мириться».
Женя подняла заплаканные глаза, на спинке дивана сидел Сильвер. Он потерся об нее клювом и снова повторил: «Давай мириться».
Женя пощекотала ему пальчиком шейку, приласкала Корнишона и отправилась раздавать угощение и убирать сюрприз в прихожей.
– Евгения! Ты что себе позволяешь? Где отчет? Где деньги? Где пострадавшие, где скандал? Ты знаешь, сколько времени осталось до передачи? – кричал Тенгиз Карпович, только что за грудки Женю не хватал. Сейчас в нем бушевал кавказский темперамент. – Это что за отчет – «потратила тридцать тысяч»? Где смета, где чеки, я как должен это все через бухгалтерию проводить? – проснулась в шефе арийская скрупулезность. – И вообще, чувствую, я погорячился, доверив тебе такую сумму. Откуда я знаю, что ты на эти деньги по клубам и бутикам не шляешься? Откуда у тебя эта сумка? – прищурил приметливый журналистский глаз Тенгиз Карпович, пытаясь одолеть природную украинскую подозрительность.
– Из магазина, – не дрогнула Женя. – Я, между прочим, зарплату получаю, которую имею право тратить по своему усмотрению. К тому же у меня имеются родители, которым никто не запретит баловать единственную дочь. Так что проверка чеков на приобретенные мною личные вещи – это посягательство на свободу личности, которое, между прочим, карается. Я это знаю, потому что в плотной сцепке с органами над делом работаю, – на голубом глазу соврала Женя.