Подумав, Федор Семенович согласился оказать посильное содействие скорейшему восстановлению промышленности.
Долгий трехмесячный сезон на заготовке торфа практически был потерян для активной деятельности. Да и что, собственно, предпримешь в ржавых болотах, вдали от городов и стоящих людей? Привыкай к несколько неудобному климату рабоче-крестьянской республики, запасайся впрок полезными навыками, а на большее рассчитывать напрасно. К тому же и работа у торфяников была изнурительной, выматывающей все силы. Отбарабанишь смену, придешь в барак, нажрешься как свинья — и скорей на нары, до завтрашнего утра.
После торфяного сезона, получив расчет, он перебрался в Питер, где воспользовался адресами нужных людишек. От Пауля Иордана поступили первые весточки, наладилась понемногу прочная курьерская связь.
Акклиматизация приближалась к концу. Теперь следовало начинать серьезную работу, не теряя времени на пустяки.
Должностишка в «Пале-Рояле» подвернулась ему случайно. Получил рекомендательное письмо к владельцу, поехал наудачу и мгновенно устроился.
Риск, конечно, был, и риск немалый. Однако и преимущества казались бесспорными. Провинциальная глушь, все тут на виду друг у друга, — стало быть, меньше причин для подозрений и проверок. Вернулся репатриант поближе к родным своим местам, служит исправно, не таясь, — значит, совесть у него чиста.
Что же касается маркерской службы, то она трудностей не предвещала. Тем паче для него, умеющего как-никак изобразить эффектные приемы высшего класса. Дуплет от трех бортов в угол, к примеру, или весьма сложную оттяжку своего шара через все зеленое поле.
В добрые старые времена, еще в офицерском клубе на Малой Морской, считали его выдающимся специалистом удивительнейших ударов. Собирались, бывало, полюбоваться, как бегают у него шары, точно по ниточке, выписывая хитрые геометрические фигуры. Тогда же, кстати, удостоился он приглашения от министра двора барона Фредерикса — честь для бильярдиста особая. Имел удовольствие весь вечер сражаться в «пирамидку» с самим государем императором, самодержцем всероссийским, который, как шутили столичные острословы, куда лучше играл в бильярд, нежели управлял государством.
Одобрение Гельсингфорса он получил с опозданием. Первые страхи успели рассеяться, сменившись уверенностью в удачном выборе базы, и тут прибыло благословение. «Вероятно, вы правы, — писал Пауль Иордан. — Подумайте теперь о запасном убежище на случай осложнений».
До чего же просто давать подобные советы из безопасного эмигрантского Гельсингфорса! Сидишь себе в комфортабельной квартире на Екатерининской улице, пьешь утренний кофе с подогретыми сливками и между прочим рекомендуешь своему человечку остерегаться провала. Не каплет над тобой и в спину не дует, благодать. Да, в условиях Совдепии все это выглядит несколько иначе. Тут надобно соображать и соображать, потому что не господина Иордана, а тебя, голубчика, могут сцапать в любую минуту.