— Относительно гуляний вы рано заговорили, любезный Александр Павлович, — солидно произнес Юденич. — Но Питер мы в этот раз возьмем, тут ваша правда. Всенепременно и всеобязательно возьмем!
И медленно направился к ожидавшим у подножия горы автомобилям, давая понять, что рекогносцировка закончена. Корреспондент «Таймс», чуточку отстав от других, записывал историческую фразу главнокомандующего.
На обратном пути в Гатчину Юденич снова непроницаемо молчал, углубившись в свои размышления. Канонада на правом фланге после полудня заметно усилилась. Время от времени, с равномерной методичностью, грохали особенно тяжелые разрывы, напоминающие чем-то обвалы в горах.
— Главный корабельный калибр! — озабоченно поморщился Родзянко. — Похоже, бьют большевики с «Севастополя»; он у них поставлен в морском порту, в Гутуевском ковше…
Кирпич поднял седеющую, коротко остриженную голову, по-стариковски чутко прислушался. И, опять помедлив, произнес одну из своих странных, ничего не значащих фраз, над которыми так любили потешаться завистники главнокомандующего.
— Обойдется как-нибудь, — важно сказал Кирпич. — Всякому фрукту положен свой сезон…
Родзянко и Глазенап не сговариваясь посмотрели друг на друга, ожидая разъяснений, но главнокомандующий ни слова не прибавил и отмалчивался всю дорогу.
Завистники генерала Юденича — а их в эмигрантских кругах насчитывалось изрядное число — не очень-то хорошо раскусили этого тугодумного и медлительного старика. Принято было считать Николая Николаевича недалеким служакой, с довольно, впрочем, известным в армии именем. Как-никак герой Эрзерума и Сарыкамыша, генерал от инфантерии, георгиевский кавалер. Кого другого мог выбрать адмирал Колчак в военные предводители похода на Петроград? Вот сделает свое солдатское дело, завоюет с божьей помощью столицу государства Российского и пусть убирается в отставку, а дальнейшее устройство страны будут вершить другие люди, более достойные, более искушенные в тонкостях политики.
Кирпич знал об этих настроениях, но беспокойства не обнаруживал. Пусть себе болтают, с избранного пути он все равно не свернет. И посмотрим еще, чей будет верх в итоге, кто кого перепляшет.
Руководила им не столько забота о восстановлении монархии, как думали иные, сколько неутоленная жажда власти и почестей. Правда, осторожности ради он не признавался в том никому, изображая из себя ревностного сторонника восстановления дома Романовых. Собственной жене и той не доверял тщеславных своих замыслов, но жена понимала его без слов. Вот и вчера, провожая на ревельском вокзале, перекрестила на прощание и с дрожью в голосе шепнула на ухо: «В добрый час, Николенька!»