Доблестный «вальянт» сразу же завелся, что с ним случалось нечасто, и Каллен помчался по улице, не обращая внимания на светофоры. Он поехал бы на красный свет на углу Квинс-бульвара, но как раз когда он подъехал к нему, загорелся зеленый.
Он взглянул направо, налево.
Нью-йоркского придурка нигде не было видно.
Он решил свернуть направо. Справа был восток, там была окраина города, — там был Лонг-Айленд и его дикие обитатели. Он бы и сам поехал направо, если бы похитил телезвезду. Подальше от Манхэттена, где хоть и хватало всяких звезд, но где звезда такого класса, как Саманта, могла бы привлечь к себе внимание. Но на окраине, в джунглях, где обитали дикие люди, на нее никто не обратил бы внимания.
На Манхэттене было полно людей, которые охотились за звездами первой величины. На окраине города, в джунглях, она никому не была нужна. Ее свет приняли бы за далекий свет на пристани или за свет светлячка. Звуки, издаваемые звездой, приняли бы за гул самолета, летящего высоко в небе, или отдаленный гром.
Что бы там ни было, Каллен еще не достиг Ван Вика, когда увидел нью-йоркского придурка, мчащегося по улице на предельной скорости.
Часы на щитке «вальянта» показывали восемь часов. В машине Каллена были часы со стрелками, которые его старый верный друг, Нейл Циммерман, называл «аналогичными часами», хотя и не пояснял, чему они аналогичны. Циммерман был передовой, продвинутый мужик, разбирающийся в современной технике. Ему не нравились старомодные часы со стрелками. Он не мог понять, как можно говорить, что на часах приблизительно столько-то или столько-то времени, когда есть часы, которые показывают абсолютно точное время. Например, 7:58,27… 28… 29. Они также показывали день недели, месяц и год, а еще время в других городах, высоту над уровнем моря, атмосферное давление. В таких часах имелся также секундомер и счетчик пульса, а также блок памяти. Такие часы могли быть голубыми, черными, красными, желтыми и белыми.
Было уже почти восемь часов, время, когда заканчивалась программа Фрэнки Крокера. («Нет на свете никого лучше друга моего».) Каллен включил радио и услышал самый конец передачи: «…а я буду жить до ста лет без одного дня, чтобы не видеть, как умирают такие замечательные люди, как вы». Затем Фрэнки проиграл «Настроение», и Каллен поймал станцию, передающую новости. Когда Фрэнки не было в эфире, то и эфира не было. Но нужно было послушать новости.
Сто сорок семь дней назад Каллен заметил, что после того как его ранили, он стал чувствовать себя центром вселенной, вокруг которого вращалось все остальное. Он испытал сходное чувство, когда в него стреляли несколько минут назад, хотя на этот раз и не попали. Поэтому он был удивлен, ничего не услышав о себе в новостях. Там не было ничего о том, зачем Саманта Кокс пришла к нему и о чем она хотела поговорить с ним, и никаких предположений о том, кем мог быть высокий, темный, безобразный незнакомец и почему он захотел похитить первоклассную телезвезду. Каллен был удивлен и разочарован.