В столицу Карл послал рапорт об очередной славной победе шведского оружия и духа. Вражеская эскадра уничтожена, несмотря на неблагоприятные погодные условия, только несколько наглых разбойников смогли в панике сбежать на берег ранеными и обреченными. Несомненно, доблестные драгуны Ее Величества вскоре выловят их всех и привезут в кандалах для переправки на справедливый суд в Стокгольм.
Бравурность и победоносность рапорта Гюллениельма не спасли от отставки из-за прихода известий в метрополию о печальной судьбе не только Хлебного острова, но и большого каравана с трофеями, добытыми шведской армией на юге Польши. Клан Оксешернов пожертвовал адмиралом, отдав его должности набиравшему силу клану Делагарди. Концовка у вскоре изданных рифмованных мемуаров получилась пронзительной и минорной.
* * *
Всю дорогу по Бугу и Висле Юхим мучился и терзался. Это так красноречиво отражалось на его физиономии, что сей факт легко замечали окружающие, почти не пристававшие по поводу пошутить или рассказать о чем-то. Нет, не похмельем – визит зелененьких бесенят не грозил. Из запоя супруга Срачкороба вывела, можно сказать, профессионально – имела немалый опыт в этом деле с первым мужем. Выглядел, правда, не на восемнадцать лет, с юным аристократом из Италии теперь не старого еще казака можно было бы перепутать только очень издали – благодаря сохранившейся стройности. Почти белые из-за седины оселедец и щетина на лице; заметное отсутствие значительной части зубов; нос, пусть немного выровнявшийся после последнего перелома, но с бросающимися в глаза следами старых, другие шрамы на лице; большие темные круги под глазами и усталый взгляд старого человека. Хотя прожил он не так уж много лет – для юноши такое описание никак не подходит.
Физически себя чувствовал, можно сказать, хорошо, почти как в былые годы. Ну, то есть относительно хорошо. Или, скорей, не так уж плохо, как могло бы быть, и сам ожидал. Вместо привычных похмельных тягот, отравлявших существование и делавших жизнь филиалом преисподней, даже выпивку – не удовольствием, а необходимой для существования, но очень неприятной процедурой (прием внутрь первой чарки после сна превращался в пытку), проявились болячки, горилкой глушившиеся. Вроде бы несмертельные и не особо болезненные, однако неприятные, ограничивающие в действиях, часто – унизительные. Иван предупредил, что еще одна застуда внутренностей, и Юхим навсегда может потерять интерес к женщинам. Для простого сечевика – не так уж страшно, а для женатого на молодой, горячей в постели женщине – более чем неприятно.