Теория литературы. История русского и зарубежного литературоведения (Хрящева) - страница 12

Вопросы и задания

1. Почему понятие истории литературы А.Н. Пыпин называет «новейшим понятием»?

2. Какие параметры выдвигает ученый, характеризуя историю литературы?

3. Что, по его мнению, позволяет говорить о реализации принципа историзма в подходе к изучению старины и народности? Какова в этом деле заслуга XVIII века?

4. Как характеризует Пыпин национальную и культурную жизнь Московского царства? Согласны ли вы с данной характеристикой?

5. Каково отношение ученого к реформам Петра I? Что является основанием для пыпинского сравнения двух великих людей – Петра и Ломоносова?

6. Как характеризует ученый процесс становления науки и искусств в России?

7. О каком «роковом несоответствии» в творчестве Гоголя говорит Пыпин?

8. Попытайтесь увидеть пыпинскую оценку творческой судьбы Гоголя с позиций тех принципов, которые были выдвинуты культурно-исторической школой.

Сравнительно-историческое литературоведение

А.Н. Веселовский

Три главы из «Исторической поэтики»[9]

<…> Я разумею под ним [синкретизмом первобытной поэзии. – Н.Х.] сочетание ритмованных, орхестических движений с песней-музыкой и элементами слова. В древнейшем сочетании руководящая роль выпадала на долю ритма, последовательно нормировавшего мелодию и развившийся при ней поэтический текст. Роль последнего вначале следует предположить самою скромною: то были восклицания, выражение эмоций, несколько незначущих, несодержательных слов, носителей такта и мелодии. <…> К признакам синкретической поэзии принадлежит и преобладающий способ ее исполнения: она пелась и еще поется и играется многими, хором; следы этого хоризма остались в стиле и приемах позднейшей, народной и художественной песни (200–201). <…> Преобладание ритмико-мелодического начала в составе древнего синкретизма, уделяя тексту лишь служебную роль, указывает на такую стадию развития языка, когда он еще не владел всеми своими средствами, и эмоциональный элемент в нем был сильнее содержательного, требующего для своего выражения развитого сколько-нибудь синтаксиса, что предполагает в свою очередь большую сложность духовных и материальных интересов. Когда эта эволюция совершится, восклицание и незначущая фраза, повторяющаяся без разбора и понимания, как опора напева, обратятся в нечто более цельное, в действительный текст, эмбрион поэтического; новые синкретические формы вырастут из среды старых, некоторое время уживаясь с ними либо их устраняя <…> а когда у народа явится и раздельная память прошлого, создастся и поэтическое предание, чередуясь с старой импровизацией; песня станет переходить из рода в род, от одной народности к другой, не только как мелодия, но как сам по себе интересующий текст (206).