Энджи вошла в дверь и остановилась, глядя на него снизу вверх; она была очень бледна, грим размазался у нее по лицу. Было заметно, что она недавно плакала, а сейчас находится в каком-то оцепенении. Малыш молча смотрел на нее, гадая, что же такое могло с ней приключиться.
Энджи стала подниматься по лестнице и снова заплакала; большущие слезы выкатывались одна за другой из ее зеленых глаз. Малыш протянул руки ей навстречу, и она, не глядя, совсем как ребенок, вошла в его объятия. Какое-то время постояла так, не шевелясь, уткнувшись в него лицом; потом немного отстранилась, пристально, изучающе посмотрела на него, словно никогда не видела. Наконец она заговорила.
— Ну почему же ты мне ничего не сказал? — спросила она.
* * *
Она все узнала от Шарлотты; та позвонила Энджи, сообщила, что им нужно встретиться, что есть нечто такое, о чем Энджи просто необходимо знать.
— Вот уж любительница решать за других, — с недовольством, но и с чувством облегчения произнес Малыш. — Наверное, до сих пор считает себя председателем совета школы.
— Может быть. Но я ей благодарна. Не знаю, что бы могло с нами произойти, если бы она мне этого не рассказала.
Они сидели в постели и отмечали шампанским свое примирение, на время позабыв о всех проблемах, трудностях и несчастьях. Малыш пытался объяснить, почему он не хотел ничего ей говорить. Почему он вообще не хотел никому об этом рассказывать. Ему почему-то казалось, говорил он, что пока он ничего об этом не говорит, пока не называет вещи своими именами, не признает их существования, то все это вроде бы и в самом деле не существует. Но стоит ему только один раз сказать: эй, посмотрите-ка, какая у меня кошмарная штука, — как все вокруг тут же начнут говорить: ах, какой ужас, надо за Малышом следить, надо о нем заботиться, — начнут ему сочувствовать, поставят на нем клеймо инвалида; пока ничего этого нет, он может убеждать себя и делать вид, будто ничего особенного не происходит, так, просто всякая чепуха, отдельные симптомы, ничего не значащие мелкие поломки в его организме. У него и так сейчас слишком много проблем, чтобы добавлять к ним еще и болезнь, да к тому же неизлечимую. Если он не будет обращать на болезнь внимания, может быть — пусть всего лишь может быть, — вдруг она от него и отвяжется. Или, по крайней мере, будет вести себя тихо, не очень прогрессировать. Болезнь представлялась ему чем-то вроде мерзкой, но спящей твари, и он не хотел беспокоить эту тварь.
— Но ведь ты только наносил всем этим вред, — возмутилась Энджи. — Причем нам обоим. Если бы я только знала, я бы…