— Тогда я не понимаю, что ты хочешь сказать. И я даже думать не могу о том, чтобы остаться с тобой. Я хочу вернуться домой. Прямо сейчас же. — Ее ледяное спокойствие вдруг словно надломилось: горло у нее перехватило, откуда-то снизу подступили и потоком хлынули из глаз слезы. Вначале она горько заплакала, потом истерически зарыдала. Она лежала на спине и лупила кулаками то по постели, то по Александру, когда он делал очередную попытку подойти и успокоить ее. Александр смотрел на нее поначалу виновато, с жалостью и сочувствием, а потом, по мере того как ее истерика становилась все сильнее, — почти со страхом.
— Пожалуйста, — проговорил он, — пожалуйста, не надо.
— Убирайся! — завопила Вирджиния. — Уходи, и чтобы я тебя больше не видела! Ты омерзителен! Ты мне противен, я ненавижу тебя! То, что ты сделал, ужасно, просто ужасно!
— Не надо, — попросил он, — не говори так. Не так уж это ужасно.
Она была настолько поражена, что замолчала. Потом, всхлипнув, с трудом произнесла:
— Разумеется, ужасно. Как только ты можешь говорить подобное?!
— Потому что это правда. Послушай меня. Выслушай, пожалуйста.
Она уселась на кровати, по щекам ее тихо бежали частые крупные слезы.
— Послушай, — продолжал Александр, — я действительно люблю тебя. Я в самом деле тебя люблю. Я влюбился в тебя сразу же, а потом моя любовь становилась все сильнее и сильнее. Мне нравилось, что ты такая нежная, такая чувствительная и чуткая, такая необыкновенно целомудренная. Я любил тебя за твою красоту и твое обаяние. Мне казалось, что ты для меня могла бы стать идеальной, просто идеальнейшей женой. И я хотел тебя. Я очень тебя хотел. И знал, что мы можем быть счастливы вместе.
— Александр, это…
— Будь ко мне снисходительна, пожалуйста, Вирджиния, я очень многое могу предложить. Давай будем честными. И забудем об этом сексе.
— Но…
— Забудь о нем, — повторил Александр, глаза у него при этом были умоляющие и невероятно грустные. — Я знаю, что тебе хотелось всего остального, Вирджиния. Я это знаю. Я знаю, что тебя завораживала мысль стать графиней, стать хозяйкой Хартеста. Скажи честно, разве не так?
— Н-ну…
— Разве не так?
— Я… да, пожалуй.
— Вот видишь. Я знаю, со временем ты стала хотеть всего этого нисколько не меньше, чем меня. Поначалу я был уязвлен, но потом это помогло мне принять окончательное решение. Для тебя это означало бы успех. Ты до предела задавлена отцом, постоянно пребываешь в тени своего брата, все домашние над тобой подтрунивают; в том кругу, в котором вращаются твои родители, тебя всерьез никто не принимает, хотя и стараются как-то это смягчить, не выказывают прямо своего отношения, и тут появляюсь я со всеми этими великолепными сверкающими призами, и вся твоя семья, все твои друзья, пресса, абсолютно все вдруг начинают тобой интересоваться, восхищаться, восторгаться. Вирджиния Прэгер, которая до сих пор была лишь второсортным членом своей семьи, должна стать графиней Кейтерхэм, хозяйкой одного из самых великолепных домов Англии, матерью будущего графа. Превосходнейшая перспектива, Вирджиния, разве не так? Согласись?