— Разумеется, ничего подобного не было. Мы оба очень долго ходили вокруг да около. Мы разговаривали, как бы прощупывали друг друга, и потихоньку, понемножку все выходило на поверхность. Примерно на середине обеда он вдруг спрашивает: «Наверное, нелегко было меня разыскать? Отталкиваясь только от крестильного платья?» И я ответила, что да, конечно, нелегко, но это было очень интересно, а кроме того, я была преисполнена решимости его найти. И рассказала ему, как мне понравилась Ирландия, именно тот ее уголок, что в таком красивом месте я еще в жизни не была. А он вдруг попросил: «Расскажите мне о своей семье. Как там дядя Малыш поживает?» А потом сказал — и выглядел таким грустным, просто ужасно грустным, когда говорил это, — что очень переживал, когда мама погибла, что он прочитал о ее гибели в газетах и хотел вначале что-то нам всем написать, но потом подумал — а что он, в сущности, может сказать? И тогда я спросила — сама не знаю, как набралась храбрости, может быть, это потому, что я уже выпила несколько бокалов вина, да и все вышло как-то вдруг, само собой, — но я спросила: «Послушайте, это, конечно, ужасный вопрос, и с моей стороны жуткое нахальство спрашивать об этом, но между вами и моей мамой был роман?» И он довольно сильно рассердился и ответил: «Да, это действительно жуткое нахальство» — и сказал еще, что не может обсуждать со мной такие вещи, а потом спросил, с чего мне это пришло в голову. И этот его вопрос я поняла как приглашение к продолжению разговора. Ну, или как возможность его продолжить. И объяснила ему, что неожиданно для себя обнаружила некоторые странности в нашем происхождении. Но может быть, он прав, и мне действительно не следует обсуждать с ним все эти вещи. И тогда у него стал такой вид, одновременно и очень торжественный, и ужасно смущенный, и он признался, что да, у него и правда был роман с мамой. Он сказал это очень тихо и печально. А потом спросил меня, что я имела в виду, говоря о странностях в нашем происхождении. И я ответила, что, как мы обнаружили, у нас разные отцы. У всех троих. И что папа обо всем этом знает.
— Шарлотта, нельзя же трепаться о таких вещах по всему Лондону!
— Я не треплюсь по всему Лондону, Макс. Я же тебе говорю, я знаю, что он мой отец. И он честный и порядочный человек, я чувствовала, что ему можно об этом сказать. Что с ним можно обо всем этом разговаривать.
— Тебе просто повезло, вот и все, — проговорил Макс.
— Так вот, тогда он сказал, что да, они были любовниками, и довольно долго, и он очень любил маму. И что он всегда подозревал, что я — его ребенок, даже несмотря на то, что мама это отрицала и положила конец их взаимоотношениям, как только обнаружила, что беременна. Он сказал, что время от времени ему попадались мои снимки в газетах, и он чем дальше, тем все более был уверен, что я — его дочь.